Ж. д. станция Курорт
Бывал я здесь, стоял на берегу,
И горлышко мочило край рубахи.
Вот волны, за которыми бегу,
Вот неба темно-синие размахи,
Вот скрип песка, порывы в волосах,
И медленно скользящий край залива...
Потом оно задвигалось в глазах,
Глядящих так серьезно, бережливо.
И снова ты закидываешь плед
На бугорки и тихие травинки,
Где чудится от плавок мокрый след
И рюкзаков нагревшиеся спинки.
И можно снова выйти из воды,
Вдавить в песок бессмертную ли душу,
Сухие ли, короткие следы,
Откинувшие влажное наружу.
Но исправлять здесь ничего нельзя:
Барашков замедляются пробеги,
И чайки преломляются, скользя
Среди волос, щекочущих мне веки.
Ты наклонилась над моим лицом:
Закрытые глаза, и где-то дальше
Бутылка глухо падает в песок
И ветер жжет разжавшиеся пальцы.
* * *
Разворошив труды серьезных римлян,
Шеренги дат, засевших перед Зимним,
И подперев ладонями виски,
Ты говоришь: бумага пахнет ливнем,
Сухой верандой, щелканьем доски.
А если так прожить без расставаний
Нельзя, и неимение друзей
Плывет в дыму над нашими столами.
И это тоже, может быть, к грозе.
А может быть, незалитые солнцем,
Не мы стоим, откидывая тюль,
Но холод наш, покуда в жилы сослан,
Цепляется за медленный июль
И, нехотя нащупав сигареты,
Не слушает как таем в синеве:
Бессонница, веранда, хруст газеты,
И тень от дома движется в траве.
* * *
Глаза селедок, вилочки событий
Мне некуда припрятать слово "нет".
Среди других игрушечных распитий
Я весь стою, как сломанный букет.
А стебли пролезают мимо вазы,
В которую нетвердая рука
Хотела бы да много будет сразу,
И стоит ли такого дурачка?
А на бутылках вытянулось солнце,
А за окном какая-то беда
Стряслась и не уладится, трясется,
И, кажется, хотела бы сюда.
И не удержишь милый сон привычек.
Меня хватают за плечи в снегу
Грохочущие руки электричек,
Отбиться от которых не могу.
Когда передо мной лицо простое,
Когда вот так посмотришь что тогда?
Сказать - люблю? И чувствую - не стоит.
И повторяю дважды. От стыда.
Торчат фломастеры в снегу...
В снегу проснулся аппетит.
Весна! Пахнуло мокрой книжкой,
И утка по небу летит
С коротким воздухом подмышкой.
Я тоже рад стрелять и петь
И, отставляя влево ногу,
Вменяю фитилю кипеть,
А почкам щелкать понемногу...
И сладко мне, что на скамье,
Где я бывал несчастлив прежде,
Живая девушка ("Оh, yeah!")
Размяла в пальчиках подснежник
И пальчик нюхает едва
Ах, что за нежные слова
Растут из глупости и жижи!
Я отжимаю рукава
И подхожу как можно ближе.
* * *
Мы дорожим теплом,
Хрустим трамвайным щебнем
И потчуем метро обломками монет.
Под утро сон: скамьи сгрудились к певчим,
И высятся которых больше нет
Те тополя!.. Да будет пухом воздух,
Немея в Петропавловской глуши:
На молодой воде раскаты свежих досок,
И рябь веселая на солнце мельтешит,
Полощется, раскачивая ялик
В смолистые лопатки впился борт.
На вымокшем, цветастом одеяле
Татьяну балует еще безусый Петр
И слышит гул, и поверху телеги
Ползут с моста, вожжами шевеля,
Куда-то вглубь Двенадцати Коллегий,
Где под паркетом сразу же земля,
Где фолианты, клейкие как тополь,
И холодок отстиранных рубах
Ты шла ко мне, пока я дверцей хлопал,
Ты проплывала в солнечных столбах.
Дым, голоса как быстро все уходят
За водосток, в прищуренную мглу,
Где скрип песка и ледяная оттепель,
Спокойная, как будто я умру,
Не сделав и шажка тебе навстречу
Мне трудно объяснить, я даже не знаком
И, заходя в прекрасное по плечи,
Черемуху ломаю за ларьком.
* * *
вода принимает не форму сосуда,
но бульканье, хрипы, соринку на дне
и я понимаю что эта паскуда
наверно запомнила и обо мне
мол губы мои прикасатые с краю
оставили жирный неправильный след
а я никого не люблю и не знаю
в том смысле что чистого знания нет
и нужно за ручку держать ее сучку
и донышком криво на связку ключей
поставить сегодня и завтра в получку
пока этот стол на работе ничей
пока не поехал на черную речку
где нужно конечно сегодня же быть
на белых полях хорошо человечку
пока эти двое решают не жить
и стрелки не глядя идут друг на друга
а женщина тихо выходит из круга
она меня может еще позовет
а я за компом под разбитой фрамугой
и в солнечных пятнах вся грудь и живот.