|
НОГИ
Он родился без ног. Ниже бедер он продолжился в своего брата. Они лежали, морщась и напоминая живое коромысло. Можно было повернуть как угодно — все выходило одно. Мама, так и не протрезвевшая, сумела-таки сказать, что двоих не снесет. Разрезав изделие пополам, доктора вручили одну половину маме, а вторую передали специальному дому-малютке, хотя в нем было целых три этажа. Брата немедленно приобрела супружеская пара. Супруги, всегда и везде ослепительно улыбавшиеся, увезли его к себе в Америку и там, тоже немедленно, еще даже в пути, растлили и развратили насмерть. А он остался при маме, которая вскорости его потеряла, когда заблудилась в подземном переходе. И кто-то нашел его и принял в стаю. С малых лет он видел одни только ноги. Лица были ему в диковину, они редко склонялись к нему. Он знал о людях, что у людей есть ноги, и постепенно ноги уравнялись в его сознании с людьми. У него самого ног не было, и он понимал, что не может называться человеком. У него было лицо, и он усвоил, что лица бывают только у нелюдей. А у людей — иногда добрых, иногда равнодушных — бывают только ноги. Временами откуда-то с неба к нему тянулись руки с денежкой. Он видел и лица, но много реже, и хотя понимал умом, что людям положено иметь лицо, привычно сводил их к ногам, которые ему, нелюдю, не полагались. Ноги были на улице, там они шли; ноги были в метро — там они прочно попирали шершавый пол, по которому он полз, отталкиваясь кулаками. Ноги были в общественном туалете, где он жил; эти ноги либо стояли, будучи широко расставлены, либо сгибались в коленях и неловко подворачивались. Иногда откуда-то сверху гремели голоса, посылавшие его к маме или туда, откуда он вылез у мамы. Этот адрес тоже прочно засел у него в голове. Когда он повзрослел, ему купили военную форму, натянули голубой берет и выдали гитару, предварительно научив лупить по ней красной, намозоленной лапой в толстой перчатке с обрезанными пальцами. И с этих пор он не просто полз по вагонному проходу, но предварял это хриплой песней. Он пел: "Я вернусь, мама! Я вернусь, мама!" Это была солдатская песня, но вместо обещания в ней звучала угроза. Потом он забрасывал гитару за спину и получал денежку. Однажды он так себе двигался, уставясь в пол, пока не уперся в очередные ноги. Это были необычные ноги, их не было видно, они были сокрыты рубахой до пят, и только босые пальцы едва торчали. Рядом с ногой утвердился посох. Он побоялся поднять глаза, ибо не знал, кого увидит. Он опасался не увидеть вообще никого, ибо прочие ноги пребывали неподвижными. Похоже, что фигуру в рубахе не видел никто, кроме него. — Мера исполнилась, — пророкотал голос, слышный ему одному. — Проси потребного. — Дай мне ноги, я хочу быть человеком. Босой пропал, и он поднялся на ноги. Недоверчиво огляделся и увидел нелюдей. Слева и справа сидели лица.
|
