— Словами Маяковского скажи — ведь если звезды зажигаются, то значит, это кому-нибудь нужно?
           — Я скажу тебе своими: нет, ни хрена не нужно.
           И с неба упала бесхозная звездочка.
           — Однако все ненужное, что валяется попусту и лишь засоряет ландшафт, нуждается в активной, то есть самоуправной, утилизации, — развивал свою мысль Нестор, существо без паспорта, жилья и — в силу количества и состава выпитого — без права на самую жизнь. Сказав эти слова, он тяжело нагнулся, подобрал звездочку и сунул ее в пакет для сбора кому отходов, а кому и доходов. Пакет был полон.
           — Получается, все-таки нужно, — не отставала от него Олег, когда-то существовавшая в качестве женской особи, но после пары лет добровольной и недурственной жизни на свалке приобретшая половую неопределенность.
           Поговаривали, что у нее был сынуля от Нестора, некто Натоптыш, хотя Натоптыш был старше Нестора и Олега.
           — Может быть, это я твой сынуля, — сказал шагавший рядышком Гагарин, фигура из той же компании, и это было вполне вероятно и возможно; нельзя исключить, что и сам Нестор пришелся бы сынулей любому из них, но дело не в этом, а в том, что разговор об отцовстве не заводился вообще. Они настолько сжились и слиплись на манер своей одежды, что трансформировались в единый организм, где Нестор обычно играл роль распадающегося мозгового вещества. И думали заодно, обо одинаковом.
           — Утиль, — указал Гагарин, хотя и без него было видно и заранее знамо, что — Утиль.
           Они без всякого лукавства называли явление положенным именем без лишних изысков и просто констатировали постоянство бытия.
           Вторсырье принимали в месте, которое, составь какой сумасшедший карту, он обозначил бы антарктическим белым пятном. Бытовка-зимовка, вросшая в землю, скрывалась среди лопухов и репейника под железнодорожной насыпью и выдавала себя дымком, курившемся из тоненькой трубы. Приемом и определением вещей в Утиль заведовал Царь Эдип. Этим прозвищем наградил его Нестор, потому что долговязый, полуголый приемщик, увечный молодой человек в черном комбинезоне и полуголубом берете, имел дефект речи. "Иди б", — говорил он, реализуя косноязычным словом предложение идти и купить жидкость с содержанием спирта не менее 20 процентов, но его устраивали и 70. А когда стали продавать едва ли не в 100, буква "И" в его исполнении довольно быстро превратилась в "Э", а замыкающее "б" оглохло. Трансформация завершилась. Но для нее всегда остается возможность и время, а потому, раз в приемщике менять было больше нечего, меняться стало здание, где брали Утиль, а после — и сам Утиль. Пока не возник черный ящик, о котором неоднократно рассказывали сумасшедшие психологи Бандура и Скиннер.
           Эдип принимал все.
           Несет ли ему Нестор кольцо свежесрезанных проводов — берет. Притащит ли Олег алюминиевую дырявую ложку — не откажется. Не говоря уже о сплющенных жестянках из-под пива — места надо знать! есть, есть места, где берут и такое, и даже приравнивают к чему-то — картону особого качества, рукописям, агитационным материалам.
           У Эдипа стоял специальный пресс: здоровенный короб, куда он все это сваливал и не без интереса следил за результатом спрессовывания. Творческий человек, он так и не закончил подмухинского и подмахинского училища, превратившись в стихийного зодчего. Миазмы; тепловые и электрические, а также механические процессы, расцвет растительности, испражнения, сами гости, праздники, горести, да времена года постепенно сделали пункт ящиком, о котором ходило и ходит много криво— и прямотолков. Ученые уподобили его мозгу, в котором неважно, что происходит: главное — что имеется на входе и что образуется на выходе. Мозг слишком сложен, чтобы копаться в его мелочных мыслях. И сам пункт приема вторсырья постепенно преобразился, став если не аналогом, то устройством, которое всеми своими свойствами напоминало ящик этих ленивых ученых.
           Обстановка вокруг Утиля, особенности местности, особенности Эдипа, да целый набор других неисчислимых факторов привели к тому, что четверка бесприютных граждан, с которой мы начали, в один — тот самый как раз — не самый прекрасный день приблизилась к зданию вторсырья и увидела, что Царь Эдип восседает на кочке, а здание будто бы съежилось, спрессовалось само, избавившись от лишнего и породивши недостающее. Труба дымила.
           — Жутковато мне там, — пожаловался Эдип (передаем его речь в здоровой транскрипции). — Приподнял я крышку, а в коробе — новенькое детское ведерко. Пластмассовое. Его там раньше не было, честное слово. Да и пресс у меня такой, что от любого ведерка, хоть титанового, останется блин...
           — Значит, он принялся делать Нужное, — просто и мудро рассудил Нестор, присаживаясь рядом и почесывая шерстяную шапочку, которую никогда не снимал. — То есть взялся за Ум, — последнее можно было отнести как к Нестору, так и к Утилю..
           Олег, по характеру своему, не могла согласиться с налета.
           — Что же — по-твоему, плюнуть туда, и выйдет нужное?
           — Один Бог ведает, — Эдип возвел очи к небу.
           Олег, засунув шершавые руки в шаровары, подошла к фантастическому, приплюснутому домишке и плюнула в разбитое окно, метя в пресс. То, что он включился без участия Эдипа, добавило размышлений.
           Через секунду из разбитого окна выпорхнула звездочка и унеслась в небо, потому что у нас ведь, если что-то выплевывается, то где-то там, наверху, это кому-нибудь нужно, правда? Преобразуется в Нужную Вещь? А когда подошел Нестор, вынул из мешка подобранную на дороге звездочку и бросил в короб, то из окошка харкнуло так, что его отбросило на несколько метров.
           И все увидели, как на обшарпанной прежде постройке с номером, что заканчивался двумя бисами, проступили огнедышащие буквы, которых там раньше не было видно: "Заготкомпания". Теперь это здание выглядело монолитнее, а желание заглянуть внутрь — мимолетнее. Между тем в тылу строения послышался некий шум: глухие удары, а также звонкие, дребезжащие и как будто взрывающиеся звуки.
           — Там второй выход, — объяснил Царь Эдип. — Он выбрасывает готовый продукт.
           — Я схожу посмотрю, — Гагарин вызвался первым. — Может, что-нибудь ненужное. Примешь?
           Эдип рассудил ему, как Соломон:
           — По состоянию.
           — Ясно, — Нестор поднялся с места и пошел к торговой точке, весьма напоминавшей их слаженную заготконтору, про которую мало кто знал: там не сильно травили. А когда он вернулся с пузырьками спиртосодержащего льда-"Льдинки" в красной Шапочке (забытые ныне названия), да завернув еще в аптеку за боярышниками, то обнаружил, что вся компания разглядывает сверкающую электромясорубку. Казалось, ее только что доставили с завода — так оно, собственно говоря, и произошло.
           — Там есть и еще Нужное, — признался Гагарин. — Но я не знаю, кому. Я никогда такого не видел. Оно словно... неродное, для каких-то иных, не нашего племени тварей...
           ... Всякий новый процесс требует времени, чтобы его осознали.
           Эдип категорически запретил выкашивать бурьян и лопухи, но бульдозер ничего, ревмя ревя, не разобрал и сгреб первозданный пейзаж в одно кирпично-кровавое месиво с примесью дерева и листвы. Он попытался запретить это лицам, которые, напитавшись прямо из земли слухами, примчались извлекать из образовавшегося черного ящика профит, прибыль, бизнес, выгоду и роялти с комиссионными. Заготконтора напоминала ДОТ ли, ДЗОТ — короче говоря, некое сооружение военных времен, и Царь Эдип шел на все, чтобы не лишиться его амбразуры, но силы противника лишь пожевали превосходящими губами и засучили рукава.
           Слухи подтвердились.
           Всегда, когда в ящик бросали что-то Ненужное, он выдавал нечто Нужное. Может быть, как уже разик случилось, и непонятное, которое сразу взмывало в небо, искусно минуя специально приглашенные зонды с истребителями, и уносилось туда, где кому-то было Нужно, к звездам и недоступным мирам, погибавшим без этой вещи. Всегда же ведь где-то и у кого-то не хватает.
           Но много чаще предметы, составленные из первосортного мусора, оставались на месте; их тщательно разбирали для изучения с дальнейшей приватизацией тем, кто метнул данный мусор в черный ящик Скиннера-Бандуры. Что касается Царя Эдипа, то его, вместе со всеми его поставщиками, в благодарность за полезное начинание поставили начальниками да охранниками низшего звена, и те зажили достаточно неплохо, позабыв о ларьках. Теперь они отоваривались в круглосуточном магазине.
           Швыряли же все подряд.
           Книги, например, урезанного формата, выходили с другого конца с урезанным содержанием и раскупались влет, ибо оказывались гораздо интереснее.
           По требованию Царя Эдипа, во имя сохранения благоприятной атмосферы производства, к нему-таки прислушались и сняли асфальтовое покрытие; не прошло и месяца, как Утиль заново зарос бурьяном, дерьмом и покрылся копотью, так что стал совершенно невидимым в своем укрывище, и только, как встарь, дымил дымком, поскольку процесс сопровождался тлением.
           Туда пропускали не всякого.
           К нему, к заготприбору, не подпускали лиц восточной наружности, потому что Нужное им моментально взлетало и ложилось на некий боевой курс. Даже вытолкали взашей одного северного корейца, хотя он был обычным китайцем, захотевшим лапши.
           Однажды Нестору пришла в голову необычная мысль.
           — Ну хорошо, — сказал он, передавая по кругу окурок, — с ненужным нам все понятно. А если запустить туда что-нибудь Нужное? А еще лучше — кого-нибудь Нужного?
           Они уже выпили из круглосуточного магазина. В небе, над скрытым в кустах Утилем, дежурил и подмигивал вертолет.
           Естественно было, что по должности самым Нужным считал себя Царь Эдип. Он и вызвался войти в черный ящик. Но нисколько не возражал против свиты: во-первых, побаивался; во-вторых, тем тоже было интересно.
           Но их опередил незнакомый, невзрачный мужчина, который заблудился в уже наступивших сумерках, и принял их Утиль за биотуалет. И выехало Нужное: бронированный лимузин и десять машин сопровождения, с мигалками. Они помчались в центр, по направлению к Васильевскому спуску, Василию Блаженному и так далее. Через несколько часов уехавшее Нужное ворвалось обратно со всеми своими сопровождающими автомобилями, но выехало с черного хода совершенно не изменившимся.
           А через два часа Утиль оцепили.
           Приехал экскаватор, пригнали подъемный кран. Утиль выдернули из почвы, словно питательный гриб, погрузили в огромный фургон и увезли неизвестно куда. По пути, уже имея некоторый опыт, заготконторе создавали привычный тепличный мир, обнося прямо в кузове щебенкой, дерьмом, пластиковыми бутылками, да непристойной бранью на фоне журчания струй — пивных, еще в недалеком прошлом.