1       

           ...Первый принцип Камамбера: Камамбер — это не только сыр, но и его запах.
           Я проснулся от сильнейшего запаха Камамбера.
           Если бы не этот запах, я бы и не вспомнил о Камамбере, ибо не помнил ничего и совершенно не понимал, где нахожусь. Ноздри мои раздулись, обоняя волны настолько густые, что сразу же и опали, как опадает предсмертный пакет, надетый на голову и втянутый в приоткрывшийся рот задохнувшегося юнца, любителя клея. Клубился тяжелый туман цвета несвежего хлора; в нем, будто в бане, прохаживались дьявольские существа.
           Я пошевелился и выяснил, что лежу в постели.
           Ко мне явился инопланетянин, но я не пошел с ним на контакт, потому что я был мирный пододеялолежанин; тогда он ушел, вернулся и привел с собой яйцекрутянина.
           — Вставай же! Вставай! — захрипели оба. Их страшные лица то сливались, то разъезжались.
           Под мое одеяло — я не заметил, как и когда — скользнула рука, и я вздрогнул.
           — Вставай, братишка, — стонало ужасное существо. — Очнись! Нам нельзя оставаться в этом месте... Посмотри, что у меня есть!
           Ничего не разумея из сказанного, я натянул одеяло, пытаясь подобраться под него ртом, и впился глазами в тусклое серебро, сверкавшее в руке ночного мучителя. Стояла ночь, и мой рассудок был в этой ночи луной. Луна светила достаточно, чтобы я сориентировался во времени суток. Но я еще не узнавал запаха. Вернее, он был мне знаком, но я никак не находил ему названия.
           Инопланетянин сверху, яйцекрутянин снизу поднес к моему лицу блестящий металлический предмет. Я тупо смотрел, не понимая. Адская комната полнилась бормотанием, всхлипами и бессвязными выкриками.
           — Первый принцип Камамбера! — в отчаянии проскрежетал мой мучитель. — Бесплатный Камамбер бывает только в мышеловке! И ты в эту мышеловку попал!
           Сознание дрогнуло, отступило, шагнуло вперед, присмотрелось и вдруг просияло горьким восторгом:
           — Тем Пачино! — выдохнул я, тараща глаза.
           Стоявший у моего ложа залился слезами:
           — Узнал, узнал, — приговаривал он. — Скорее подымайся, они сейчас придут... Они никогда не уходят надолго...
           Я сделал над собой усилие, выдрался из-под капельницы и сел. Меня качнуло; по локтевой ямке расползался чернильный синяк. Я порядком ослаб, но чувствовал, что справлюсь и встану на ноги. Возможно, при поддержке Тем Пачино.
           — Где мы? — я огляделся, на сей раз пристальнее и зорче. Мрачное помещение, наполненное равнодушными фигурами, погруженными в странные дела. Вспыхивали разноцветные зарницы; из-под двух десятков пружинных кроватей летел визг, мешавшийся с писком. Комнату то и дело пересекали, а может быть, и не пересекали, крылатые твари, похожие на летучих собак. Кто-то лежал, завернувшись в тонкое и бедное одеяло; кто-то сидел, другие, как уже было сказано, бродили в проходах.
           — Слуги Хаоса заманили нас в западню, — объяснил Тем Пачино. Приземистый, рыхлый, с пепельным распухшим лицом он смахивал на верного оруженосца из старинной повести, популярной в здешних краях — я, похоже, припоминал все больше и больше. — Они построили иллюзию, внушив нам ложную видимость Камамбера. Спасаясь и думая, что цель близка, мы перелезли через ограду — и очутились в ловушке. Мы — воины Порядка, если ты помнишь. Когда мы доберемся до истинного Камамбера, будет полный порядок.
           Я достаточно освоился, чтобы спросить о предмете, который он настойчиво совал мне под нос.
           — Это ключ! — выдохнул мой доброжелатель. — Не спрашивай, какими трудами я его взял. Мне пришлось...
           Воспоминание далось ему тяжело, Тем Пачино схватился за сердце и поморщился.
           Я внимательно смотрел на то, что он называл ключом. Это был полый четырехгранный стержень, которым в этом мире отмыкают не то купейные вагоны, не то вагонные купе... или? В мгновение ока я понял все.
           — Это лечебница, — выдавил я, потрясенный.
           Тем Пачино кивнул:
           — Да, это она. И не самая хорошая!
           Вдруг он повел носом:
           — Ты чуешь? Каша! Кашу несут! Мы больше не можем медлить!...
           Мы выскользнули в дверной проем, предназначенный для неусыпного наблюдения и не знавший створки. Коридор был пуст и освещен покойницким светом. Дыбился линолеум, каркали пересохшие голоса. Воздух гудел низким гулом, оседая в инфразвук. Тем Пачино, не выпуская рукава моей пижамы, метнулся за угол. Десять шагов, отделявшие нас от выбеленной двери, мы преодолели единым прыжком. Прыгающие пальцы Тем Пачино вложили ключ в квадратную выемку. Раздался щелчок, дверь отворилась, и мы шагнули в новый Слой, где было темно. Запах Камамбера усилился...

 

2       

           Постепенно мне пришло на память, кто же такой был Тем Пачино, мой добрый ангел. Во всяком случае, я помнил его существом неопознаваемой биологической принадлежности, но не из высших. Он относился к незаменимой категории Вечных Спутников, которые в разных пластах реальности сгущаются в заботливых дядек и денщиков. Одновременно я вспомнил и все обстоятельства, приведшие нас в это мрачное заведение, где нас, задержись мы еще на несколько часов, непременно бы искалечили. Наша память, претерпевши воздействие местных ядов, пришла бы в полную негодность, и мы навсегда увязли бы в этом скверном Слое, далеком от Слоя первичного, заветной мечты любого странствующего героя.
           Летя по ступенькам и чувствуя, до какой степени мне не хватает привычного развевающегося плаща, я с силой втянул в себя воздух. Камамбер активно проталкивался сквозь гречневый аромат, но теперь, когда я совершенно пришел в себя, в нем ощущалось очевидное несовершенство.
           — Тем Пачино! — проскрежетал я торжественно, вращая глазами. — Назови мне второй принцип Камамбера!
           — Настоящий Камамбер ни с чем не спутаешь, — ответил тот со смешком.
           — Стойте! — закричали голоса за нашими спинами. — Вернитесь немедленно! Держите их!
           На бегу обернувшись, я увидел их — прислужников Хаоса, обрядившихся в обманчиво белые одежды, небрежно застегнутые, а то и вовсе распахнутые; стуча каблуками, меняясь в лицах, эти коварные существа поставили себе целью настигнуть нас и навсегда разлучить с первородным Слоем, где Камамбер.
           Я запустил руку в карман больничных штанов — пусто.
           — Держи, — Тем Пачино в очередной раз пришел мне на помощь. Он протягивал мне колоду игральных карт, которую чудом спас в момент моего пленения. Колода обладала магическими свойствами — еще бы не обладать, когда ее рисовали в Закрытом Профилактории при первородном Слое; рисовал и крапил человек, отведавший Камамбера под напиток напитков. Напиток, который не чета здешней губительной субстанции: только ее одуряющим качеством я мог объяснить тот факт, что принял за врата, ведущие к ближним Слоям, обыкновенную дыру в проволочном заборе, за которым меня уже поджидали враги.
           Я выщелкнул двадцать одно: его составили Бубновый Туз, частый спутник жаждущих Камамбера; пиковый король Дядя Женя — резидент благородных Слоев, прочно обосновавшийся в несовершенной реальности; да пара чернявых дам: бабы, как всем известно, спиваются надежнее. Им легче принять на грудь, потому что их две, груди.
           Преследователи отпрянули, прикрываясь руками. Повалил дым. В следующую секунду мы с Тем Пачино облегченно вздохнули, ибо увидели, что мчимся, что было сил, по пустынному проспекту: это был новый Слой, очень похожий на предыдущий, но все же другой. Лечебницы не было и в помине, погоня растаяла. На мне были плащ, широкополая шляпа и высокие ботинки с металлическими набойками. Тем Пачино кутался в неброский зипун и мягко топотал валенками.
           Падал снег.

 

3       

           — Третий принцип Камамбера, — потребовал я, останавливаясь, чтобы отдышаться.
           — Бесплатный Камамбер встречается лишь в Слоях, используемых под ловушки, — повиновался Тем Пачино. — Вариант принципа первого. Повторение — основа всего?
           — Повторение укрепляет кю и ци, — констатировал я с необязательной назидательностью, так как Тем Пачино и без меня преотлично разбирался в живительных силах, вызываемых повторением азбучных мантр.
           Впереди замаячило мелкое казино. Я не игрок и достаточно зрел, чтобы знать: мы еще очень, очень далеки от истинного Слоя, породившего все остальные Слои, которые суть его несовершенные эманации. Я понимал, что в наметившемся притоне мне не найти настоящего Камамбера, который, согласно легенде, подается к настоящему Пиву, оно же Эль, оно же Пьяный Мед — вересковый, должно быть, о котором слагали стихи, секрет которого унес с собой в могилу стивенсоновский карлик, маг и колдун.
           Но мне хотелось пить.
           — Послушай, Господин, — обратился ко мне Тем Пачино. — Наше странствие затянется на долгие годы, если мы ограничимся поисками Камамбера и не станем обращать внимания на напитки, к которым он подается. Может быть, нам временно перенастроить наше обоняние?
           — Отягощать свой состав низкими сущностями, летучесть которых... — я нерешительно и уже колеблясь поморщился, направляясь к казино и щупая в кармане уцелевшие карты. Но тут в мои ноздри ударил сильнейший запах, как никогда прежде близкий к Камамберу.
           — Стоять! — скомандовал я. — Мы, несомненно, приблизились. Если это и не истинный Слой, то Слой, весьма к нему близкий. Поспешай за мной!
           Забыв про казино с напитками Слоя и думая о меде и Камамбере Слоя Обнажения, куда я давно стремился — куда каждый стремился в желании обрести своеобразный Грааль — я побежал к какой-то ограде.
           — Не спеши, сударь! — упрашивал меня чуть поотставший Тем Пачино. — Это снова ловушка! Вспомни, мы только что чудом сбежали из подобного места!
           Я же улыбался, на бегу ощупывая в кармане сохранившихся карточных женщин, дядей Жень и Бубновые Тузы. Пахло Камамбером. Известно ли вам, как благоухает истинный Камамбер? Он пахнет грязными носками в сочетании еще с чем-то затхлым; ароматы, плывшие из намеченного здания, соответствовали этим требованиям.
           — Четвертый принцип Камамбера! — выкрикнул мой оруженосец. — Не все Камамбер, что им пахнет!
           Но я уже видел себя близ первородного Пивного Ларя, водруженного на пень с миллиардом годичных колец, а рядом стоит и улыбается отпускной резидент дядя Женя в лакированных ботинках; он разворачивает тряпицу, вынимает кусочек сырной плоти — и я умираю от достигнутого... "Можно ведь и вовсе не закусывать", — лукаво улыбается дядя Саша. Он помнит времена, когда ларьков было много, но все они вдруг повывелись, и только один остался где-то, на бергмановской земляничной поляне, и я спешу к нему, вычерчивая наново пивную карту этого мерзкого, низкого Слоя в поисках лазейки, где он, Ларек с подачей Камамбера, остался и ждет утомленного жаждой рыцаря.
           Я вбежал в какие-то воротца.
           — Стуй! Стуй! — загукал кто-то.
           Сзади охнул Тем Пачино, ему заломили руки.
           Но какой запах! Я жадно принюхивался.
           — Тормотычинов! Папахонов! — позвали из небольшого кирпичного здания в два этажа. — Кого это вы крутите?
           — Ты сам посмотри, — пропыхтел, видимо, Тормотычинов, схвативший меня в стальной захват.
           — Хули мне смотреть, веди сюда, — распорядился человек в расстегнутом мундире и заломленной фуражке.
           — Пятый принцип Камамбера! — вопил, вырываясь, Тем Пачино, а я и сам уже припомнил этот принцип: Камамбер не идентичен своим псевдохудожественным созвучиям, милым сердцу романтических книгочеев. Но руки мои были скованы, я не мог дотянуться до карт. В Амберовской же, рифмующейся с Камамбером хронике, данный Слой, а точнее — Отражение, относился бы к самым ничтожным и варварским.
           — Пошли, мужик, в вытрезвитель, — сказал, отдуваясь потно, Тормотычинов.
           — От второго не пахнет, — крикнул Папахонов.
           — Веди-веди, сейчас фельдшер разберется.
           Старшина Гржейба, что любопытничал на крыльце, и присоединившийся к нему старший сержант Саидов с надменностью взирали на ведомых.
           — Ну и уроды, — отметил Гржейба — долговязый, скуластый, с потухшим лицом волка, поруганного стадом овец. — Сбежали, что ли, откуда? Документы есть?
           — У вас сильно пахнет Камамбером, — не без достоинства ответил я.
           — У нас такие, как ты, всяким говном пахнут, — кивнул старшина. — Ну, так что — нет документов? Давайте на освидетельствование; койки им подготовь, Саидов. Не хер бегать, где не попадя.
           Вновь заклубились сущности.

 

4       

           — Я даже не знаю, — покачала головой дебелая сущность женского пола. — Это какие-то неполноценные, уро... лилипуты. Присядьте! — приказала она. — Вытяните руки! Пройдитесь!
           Мы с Тем Пачино попытались выполнить ее указания все сразу, и она махнула рукой: оформляйте!
           — Тттаа-к, — протянул Гржейба и взялся за наши карманы. — Пишите! — бросил он кому-то назад. — Плащ-палатка... Карты...игральные... смотри-ка, и города карта, с маршрутами! По всем пивным точкам, какие были — помнишь, Папахонов? У тебя такая висела. Молодцы... Брючремень. Ломрасческа. Носплаток. Разные бумажки. Мелочь...двадцать...сорок...пять копеек...
           — Там деньги были, — шепнул мне Тем Пачино. — Не меньше сотни в местной валюте. Где же они?
           — Молчи, — прошептал я в ответ. — Лишь бы они вернули карты....
           — Командир, — Тем Пачино схватывал на лету и немедленно взялся ныть. — Командир... картишки-то оставь... перекинуться...
           — На что тебе перекинуться? — ухмыльнулся Тормотычинов. — На жопу твою?
           — Да забирай, — махнул рукой старшина. — Убогие какие-то. Чтоб тихо у меня сидели! Не то в обезьянник закрою!
           В ту же секунду из невидимого обезьянника заскулили:
           — Ууу, что же у вас тут так паскудно?...
           Крепкий да ладный Саидов пошел разбираться. Из коридора загремел его голос:
           — Паскудно? А ты чего же хотел, сволочь? Ты же дома, небось, на пол не ссышь?
           — ААА!!! — скулеж сменился ударами и ревом.
           — Камамбером пахнет — страшная сила, — сказал я негромко. — Может быть, настоящий Камамбер делают из всех этих.... Ингредиентов?
           — Не унижай мечты, Господин, — сурово откликнулся Тем Пачино, облизываясь на карты, которые я уже сжимал в кулаке.
           — Я не унижаю ее, — молвил я скорбно. Шестой принцип Камамбера: Он — не сыр.
           Тут все засуетились, потому что втащили бородатого мужчину в спортивном костюме; все лицо вновьприбывшего было почему-то перепачкано дерьмом. Доставленный хохотал и декламировал скабрезные стихи. Саидов взял швабру с тряпкой, окунул в ведро и, стараясь не приближаться к задержанному, принялся мыть ему бороду; тот же мычал и благодарно тянулся к щетке.
           — Все, отправляйте этих, — приказал старшина. — Поспите ребята, подумайте, а будете себя хорошо вести — через часок-другой отпустим.
           Я чувствовал, как он с отвращением кивает головой, провожая нас взглядом.
           — Коззззлострой, суки, — процедил он сквозь зубы.

 

5       

           У умного человека в мыслях ложка стоит.
           Когда стальная дверь, запиравшая нас в нашем скорбном приюте на двадцать шконок, вдруг стала светиться синим огнем, Саидов забеспокоился.
           Я тасовал карты.
           — Дядя Женя, — сказал я весело и пожал плечами.
           — Шестерка треф, — Тем Пачино сделал свой ход.
           Саидов стоял и смотрел, как на двери проступают и переливаются огненные письмена на непонятном ему языке. Старшина, которого он позвал полюбоваться на эти знаки, в наречиях разбирался еще слабее.
           — Именем Камамбера! — крикнули мы хором с Тем Пачино.
           После долгой паузы засов-таки громыхнул и отъехал.
           — Чего шумим? — осведомился Гржейба не без некоторой дрожи в голосе.
           Тем Пачино сидел у меня на руках, плотно вжимаясь своей впалой грудью в мою выпуклую. Вокруг нас расходилось электрическое сияние.
           — С душком у вас Камамбер, — проскрежетал Тем Пачино. В соседнюю шконку ударила молния, сбив постояльца, который так и не проснулся, закутанный в знакомое мне по больнице одеяло.
           — Хорошо, на выход, — примирительно сказал Гржейба. Он сразу решил не спорить и этим обманул нас. Когда мы, гордые немудреной, откровенно говоря, магией, прошествовали мимо, они с Саидовым наградили нас сильнейшими ударами по затылкам — такими, что мы отключились на какое-то время, а очнулись уже в автомобиле, который, прыгая, мчал нас куда-то прочь от Слоя Медвытрезвителя.
           Чуть позднее состоялось событие, уже описанное в низменного Слоя милицейском фильме: ночь, улица, фонарь, на пустынном перекрестке встречаются милицейский "газик" и уже знакомая нам "скорая помощь", но цели в том фильме были другие: там, по законам надуманного благородства, Папахонов и Тормотычинов, передавали великодушным врачам срочную роженицу, и этим подчеркивалась преемственность жизни, ее охрана, забота о ней и вообще ее непрерывность. Здесь тоже заботились о жизни, но только не о нашей. Они так спешили, что даже не обратили внимания, как Тем Пачино ловко встроился в мою внутренность.
           — Не пахнет, — пожаловался он еле слышно. — Ни тени Камамбера. Ни всплеска Эля.
           — Терпи, — я потрепал себя по животу. — Не тесно тебе внутри?
           — Вы же говорите, их двое? — возмущались работники скорой.
           — Тебе что, выбирать, что ли? — окрысился Папахонов. — Найдем мы тебе второго. Вези пока этого. В нем такие органы — закачаешься. Слону, блин, пересадишь.
           Дверца захлопнулась.

 

6       

           Седьмой принцип Камамбера: его нет там, где его нет.
           В стерильной операционной комнате, куда меня швырнули и прикрутили ремнями к столу, ничем похожим ни на Камамбер, ни на Эль не пахло. Это был Слой, бесконечно удаленный от цели наших поисков.
           В лицо мне целились маской.
           — Что же это за недоделок? — хрипел высокий человек в халате, маске и колпаке. Он прямо вошел в них из кабинета, держа руки вытянутыми перед собой. — Менты оборзели, впаривают бог знает что. Чего мы из него нарежем, каких-таких органов?
           — В музей, — некстати хохотнул какой-то подхалим.
           — Твоих мудей, — оборвал его подхалим посерьезнее. — Шеф, мы готовы вскрывать.
           — Тем Пачино! — я подал сигнал.
           — Ай!! — завизжала операционная сестра; упал поднос. — Из него вылупилась, какая-то штука вылупилась! Чужая! Ай! Она меня укусила, она побежала!
           Я бодро спрыгнул со стола, разрывая путы. Это было не так уж сложно. Я просто выжидал, высчитывая, насколько мы далеки от Обетованного Слоя Камамбера.
           Вокруг метались.
           — Что мне делать, она кусила! — продолжала визжать медсестра. — Вон, вон она скачет по коридору!
           — Ничего, девка, — бросил я на ходу. — За нами пустишься... потом, когда дозреешь...
           Ограждаясь от подступавших хирургов, я развернул карточный веер. Четыре тузовые молнии — две красные и две черные — скрестились в единой точке. Над разоренным столом повисла маленькая шаровая молния и стала примериваться, в кого бы ударить первым. Главный трансплантатор вышел, пятясь, из халата и уже крался обратно в кабинет.
           Молния ударила в круглую лампу, зависшую над операционным столом. Та рухнула; в наступившей темноте я безошибочно выстроил светящийся карточный мост между собой и Тем Пачино, притаившемся в металлическом биксе для стерильных перевязочных материалов.
           — Мы уходим из этого слоя, Спутник, — молвил я торжественно и надменно.
           — Да, господин, — ответствовал Тем Пачино. — Эти существа собирались пересадить нас той страшной образине, которой нас не хватало. Она не могла без нас жить. И не сможет.
           Я мельком взглянул на соседний стол, где траурная гармонь играла себе, накачивая эфир в безжизненное тело.
           Мы пошли по карточному мосту и встретились в самом центре. Взявшись за руки, мы прощально помахали распоясавшемуся хаосу. Мост свернулся под нами в огненное кольцо и так же стремительно развернулся, уже заключив нас внутрь.
           Исчезая, я проявил милосердие, простер руку и выдернул из сети вилку ненужного аппарата искусственного дыхания.

 

7       

           Перед нами стоял дядя Женя.
           Обманчиво тщедушный титан, среднего роста сутулый дядечка в темных очках и кепочке: наш дядя Женя, в лакированных черных ботинках, наш боевой наставник и наш товарищ по играм.
           Пиковый король в колоде, которую он и держал в своих лапах, покрытых темными трещинами и поросших цыпками. Из кармана некогда клетчатого пиджака дяди Жени торчала древняя карта с указанием маршрутов и троп: лабиринт, который вел, а может быть, и не вел к Истинному Ларьку с подачей Истинного Камамбера. Истинным Камамбером пахло от самого дяди Жени.
           Он добро щурился; к редким его зубам прилипли рыбьи чешуйки.
           Вокруг лениво буянило лето: цвели приятные желтые цветы на длинных стеблях, называвшиеся одуванчиками. Вблизи от дяди Жени растянулась долгая очередь, состоявшая из знакомых дяди Жени; голова очереди скрывалась в темном дверном проеме, откуда несло затхлой бочкой.
           — Торопыги, — пожурил нас дядя Женя, возвращая Карту и карты.
           Тем Пачино принюхался к Камамберу дяди Жени.
           — Близко, сударь! — шепнул он мне, выходя на грань возбуждения. — Это очень близко!
           Годичные кольца бессмертных дубов завертелись перед моими глазами. Я сел на траву.
           — Вы забыли о восьмом принципе Камамбера, — упрекнул нас дядя Женя и наподдал камешек. — К Истинному Пиву из Истинного Ларька не подают Камамбер.
           — Но запах! — не выдержал я, готовый сразиться с самым принципом.
           — Отсутствие Камамбера не отменяет его эманаций, — дядя Женя хитро подмигнул сначала мне, а потом Тем Пачино.
           Из очереди крикнули:
           — Дядя Женя! Так ты идешь или нет, что ли?
           — Да нет, — добродушно отмахнулся тот с таким видом, будто и очередь эта вся никогда не была ему интересна. — Я в гости иду! — сказал он важно, пошевелив ботинками, которые сверкнули, будто жуки, умывшиеся росой.
           Он делал вид, будто явился просто так, постоять, потому что ему-то в гости, а с ними, с которыми он всегда, ему совершенно не по пути.
           Тогда какой-то мужчина приблизился к дядя Жене с бутылкой низкого напитка:
           — Вы пьете?
           — Нет, — беззаботно ответил Пиковый король, глядя в синее небо. — Чревато слезами.
           Мы с Тем Пачино стояли понуро, сжимая бесполезные карты. Дядя Женя был с нами, и дядя Женя знал истину. А истина была в том, что много, много родников, но где-то, где известно дядя Жене, обитает он — огненный и вонючий гений Камамбер, невидимый и влекущий через обманные слои своей недостижимостью.
           — Можно нам с вами, дядя Женя? — спросил я робко.
           — Отчего бы и нет? — удивился тот. — Прибудут дамы, Пика и Треф. Состоятся веселые танцы вприсядку и вприкуску, а то и впредъявку. Не понимаете? Ну, как в трамвае: не садиться, а присаживаться, и не показывать, потому что показывают врачу, а предъявлять. Это означает: присядь и предъяви, если не хочешь сесть и показать.
           Из дома, куда втягивалась очередь, выходили люди с желтыми банками. Многие курили и пили взасос.
           — Оно, — кивнул дядя Женя. Он принял нас с Тем Пачино под руки: — Пойдемте, волчата! Вы идете со мною в гости, но вы же идете в гости ко мне.
           — Это темное, темное время, — вздохнул он чуть погодя, — эпоха искривления пространства и рыл...

 

8       

           В наших желудках ворочались огнегривые львы.
           — Ведомы, ведомы нам эти кошечки, — приговаривал дядя Женя, рассаживая нас вкруг стола. — Зеленоротые юнцы пытаются приструнить их специальным пивом "Гладиатор". Но дело оборачивается бедой, ибо не там ищут...
           — Вы как-то удивительно обжились здесь, пускай и в благословенном, но не совершенном Слое, — заметил я, озираясь по сторонам. Повсюду виднелись следы неумелой, но безошибочно бытовой деятельности.
           — А? — дядя Женя, занимавшийся огромным серым бидоном, привстал.
           — Поосторожнее с Учителем, — шепнул Тем Пачино, кладя мне руку на бедро, давно изувеченное в поисках Истинного Ларька с Камамбером.
           — Мои уста на замке, — я склонил голову.
           — Не там ищут люди — да и люди ли? — бормотал, разбираясь с кружками и крышками, дядя Женя. — Видел одного... дежурит возле ларька, с петухами встает. Ходит кругами, а тому еще три, два часа не открываться... вообще не открываться... и не то в том ларьке, не живое... Идешь, еще солнца нет, а сторож стоит, снежок утаптывает... Винаграда ему иногда от меня выходит... винная награда...
           — Это просто почтительный страж, — высказался неисправимый Тем Пачино.
           — Снежок? — настороженно осведомился я. — Здесь бывают снега? Мне казалось, мы в Слое постоянного лета...
           — Ты молод, сынок... Вам время тлеть, а нам — цвесть... Слои — они та же колода, тасуются... Тебе казалось, будто они — круги по воде? Не так рассуждаешь...
           Тем Пачино вторично коснулся моего бедра, указывая глазами на дверь. В дверях стояла Дама Пик. Она была в верхней и некрасивой одежде, из чего следовала что Дама Пик только что вернулась откуда-то, где не ждала увидеть нас тут.
           Дядя Женя нагнул бидон и начал разливать жидкость по кружкам. Он затянул сквозь усы:
           — Мудя топорща в гневе ратном... герой пришел домой обратно...
           Причины стихосложения оставались темными. Мне все больше и больше не нравилось в доме учителя.
           — Слуги Хаоса прикидываются силами Правопорядка, — дядя Женя выпрямился и протянул нам кружки. — Не позволяют гнать... О! — воскликнул он, различив Даму Пик, которая так и стояла, в сиреневой куртке, в дверном проеме. — А что? — приосанился он жизнерадостно. — Сейчас сядем, Колбасевича порежем...
           — ... Вон! Вон! — вдруг заревела хозяйка, прежде молчавшая.
           Дядя Женя стал желт лицом. Полезли глаза, растопырились пальцы; язык стал вываливаться и разбухать.
           — Бежим! — Тем Пачино опрокинул стол и вскочил. — Нас опять провели! Скорее...
           Я уже раздвигал карточный веер.
           — Стойте! — кричал позади дядя Женя, продираясь сквозь вой и свист бури. Дама Пик лежала, поваленная навзничь, и слабо отбивалась. — Обмана нет! Девятый, девятый принцип Камамбера!... Там, за веником, стоят две посудины... хватайте их и бегите, пока ног хватит!... я задержу их... Девятый принцип!...

 

9       

           — В котором мы Слое? — спросил я, когда мы остановились и попытались отдышаться на каком-то пустыре.
           Тем Пачино сунул палец в рот, выдернул его с пробочным хлопом и выставил, подставляя ветрам.
           — Может быть, норд, но и без зюйда не обошлось, чует моя душа, — пробормотал он затравленно. — Господин, мы находимся на перекрестке дорог.
           Я сел на битые кирпичи. В моей правой руке была бутыль, и в моей левой руке была бутыль.
           — Назови мне девятый принцип Камамбера, — велел я Спутнику и Ординарцу.
           Тот тяжко вздохнул.
           — Камамбер недостижим. Но он везде и ждет любого, у кого жажда.
           Я посмотрел на правую бутыль. Этикетка была содрана, взамен прилепилась бумажка, где рукой дяди Жени было написано: Бутылка номер один, не пить, как бы ни хотелось. На левой бутылке была такая же бумажка, но слова стояли другие: Выпить, если очень захочется. Ниже, мелкими буквами, шла приписка: тогда уж можно выпить и первую.
           Тем Пачино расстелил карту некогда существовавших, а ныне по одиночке истребленных ларьков; края он придавил камешками. Прямо на карте он раскладывал хитрый пасьянс, и наши волшебные карты слагались в круг, центром которого был, если верить ориентирам, тот самый пустырь, на котором мы предавались унынию.
           Я откупорил левую бутыль, отпил половину и протянул оставшееся Тем Пачино; тот, как всегда, подчинился своему Господину.
           — Смотри, — я указал пальцем в небо. — Небесный град Иерусалим.
           — Да нет же, — всплеснул руками Тем Пачино, — Это же ларек! Он парит! Он дрожит в воздухе! Ему нет места на земле! Ты чувствуешь запах? Вонищу эту?
           Я чувствовал запах и быстро выпил половину жидкости из бутыли, откуда пить запрещалось, но в безнадежных случаях разрешалось. Ларек приобрел четкие очертания. Он подрагивал, с него текло, к нашим стопам, с тяжелыми шлепками, падали клочья пены. Из оконца выглядывал грач в белом чепчике, он забавлялся латунным краном.
           Тем Пачино принял бутыль и допил ее до конца. Мы ощутили легкость и начали подниматься к нему, к единственному реальному.
           — Мы летим, Господин, — заметил Тем Пачино. — Здесь пахнет гораздо гуще!
           Действительно: смрад сгущался, но так и положено Камамберу, который недостижим.
           Наши руки скользнули в карманы в поисках мелочи. Потом сплелись. Мы поднимались все выше и выше, покидая Слои и вступая в Центр. Под нами, все дальше и дальше от нас, сверкало порожнее стекло.