Марина была ну совершенно обыкновенная. Она имела привычку переходить улицу в неположенных местах, пересекая дорогу по частям, и приговаривала при этом "Ну же, роднуля!". Роднуля (умозрительно-совокупный водитель) должен был, видимо, услышать ее и благосклонно притормозить. Когда приятель однажды дал ей порулить, она неожиданно решив, что не впишется между кошкой и тетенькой, не раздумывая выбрала кошку. Приятель среагировал раньше, что-то громко крикнул матом, ударил по Марининой ноге и затормозил. Тетеньку слегка боднуло, она с готовностью упала, но тут же встав, бодро потребовала денег. Сто американских рублей спасли дело и за руль с тех пор Марине садиться не хотелось. Домой с работы она ездила на метро: по проходу непременно катается пивная бутылка; бабушка справа листает блокнот (старческий почерк, лиловые чернила); гражданин слева вкрадчиво дышит чесноком; сверху навис подросток с помутневшим взором: красные глаза от "3D-Гонщика" и горло исцарапано чипсами. Напротив сидит смугловатый юноша марининого возраста и улыбается ей одной стороной рта. Другая сторона, очевидно, тоже хочет уехать вбок, но красота для юноши важнее. Марина делает вид, что не замечает его, размышляя меж тем, хорош ли он в постели. Оказаться же с Мариной в постели имел возможность почти любой юноша, сумевший ее сильно рассмешить несколько раз подряд. И под настроение это получалось довольно легко.
           Наступление выходных она отмечала походом в Макдоналдс. Ресторанчик располагался как бы на возвышении. Садилась одна, медленно выискивала в пакете самые длинные картофелины, возила ими в соусе и смотрела в окно. Улица была одной из центральных. В вечернем свете все прохожие казались ей иностранцами.

 

* * *     

           Lars Sundstrom: нужны две точки над буквой "о". Немного мешает сдвоенное "S" на стыке слов. Но фамилию не выбирают, а имя маме нравилось. Кроме того, это русский прочтет "Lars" как "Ларс". А на шведском имя звучит странновато, больше похоже на "Лош".
           Дети у мамы Ларса появились один за другим, и все мальчики. Старшего назвали Магнус. Распространенное шведское имя. Младшего — Стафан. А Ларс родился средним. Ему повезло меньше всех: старший брат Магнус был всего лишь полуторагодовалым и отнимал немало маминого внимания. А молоко вскоре понадобилось младшему Стафану.
           Подростком Ларс был мальчонкой в общем-то хилым. Квартал, в котором жила семья, когда Ларс пошел в школу, считался в те времена неблагополучным. Школа была мужская, и новеньких били. Первое, что увидел мальчишка, придя в класс, была драка между учителем и учеником. Учитель держался с трудом. Когда семья снова переехала, Ларса определили в новую школу. Директор на собеседовании спросил: "Где ты раньше учился?". Ларс ответил: "Багармоссен". Директор показал на дверь: "Я тебя больше не задерживаю. Убирайся".

 

* * *     

           В Питере швед оказался по делам. Ехал с неохотой и предчувствия его не обманули. За два дня он всё успел, еще за один — бегло насладился памятниками архитектуры. Эрмитаж посетил из чувства долга: кони, мумии, Матисс и Марке — смешались в его глазах в первые же 30 минут, и он облегченно покинул храм искусства, возмущаясь про себя ценой билета для иностранцев. В холле первого этажа все же купил 19 открыток и отправил их всем, кого смог вспомнить. Текст был везде один: "Hellow from St.Petersburg. Lars". Впереди была мучительная неделя, которую нужно было как-то прожить, а легендарный город меж тем показался Ларсу абсолютно непригодным для жизни. От одного обменного пункта до другого можно было идти полчаса. Магазины с едой внешне никак не отличались от обменных пунктов, поэтому ориентироваться приходилось, лишь заглянув внутрь. Пешеходы, как стадо баранов, ломились через улицу прямо на красный свет. Стройные официантки в пицца-хат сверкали голыми ногами. Вместо того, чтобы пялиться на них всласть, он почему-то злился и размышлял о том, куда смотрит хозяин заведения.
           Обменяв деньги в каком-то полуподвале, он вышел, погулял, заприметил здание с советским гербом и сфоткал его. Затем нашел Макдоналдс, тоскливо взял покрытый волдырями ягодный пирожок и чаю. Горькая мысль о поражении в Северной войне смешалась в его душе с тоской по нормальному пиву. Казалось, впервые в жизни он ощущал себя патриотом. А за соседним столиком сидела девушка и с интересом рассматривала его.
           — How do you do — непринужденно спросил Ларс.
           — How do you do — выскочило в ответ из Марины. Под свитером она покрылась испариной, и зачем-то добавила:
           — I can’t speak English!
           — Yes you can, — изящно уронил визави и для красоты чуть приподнял правую бровь.
           — What are you doing here in Moscow? — неожиданно для самой себя спросила Марина. И услышала:
           — I am looking for the Original Russian Babushka!
           Марина расхохоталась, и судьба вечера была решена.

 

* * *     

           Руки. Очень важны руки. Ей всегда казалось, что руки мужчины способны сделать гораздо больше, чем женские. Мужские руки "умнее": женские слабы, и быть нежной для женщины — не означает делать нечто новое. Кажется, это заложено в женской природе, поэтому руки женщины могут быть нежными "не задумываясь" или — казаться такими, оставаясь на самом деле просто слабыми… Руки мужчины могут быть нежными только, если их хозяин этого хочет. Если он прикасается, думая лишь о женщине, находящейся рядом. Если всё его существо сосредоточено на кончиках пальцев. Именно такие прикосновения ощущаются остро, будто кожа "видит" пальцы, прикасающиеся к ней. Прикосновение повторяет рельеф твоего тела, и если закрыть глаза — видишь его будто нарисованным светлой сангиной на тонированной бумаге. "Ландшафт" хорошо известен, и тем не менее удивляешься, насколько он прихотлив. И чем внимательнее руки, чем они более чутки, и чем тоньше они чувствуют, тем точнее получается набросок. Если продолжать держать глаза закрытыми, то можно видеть, как рисунок становится все подробнее, обретает всё большее количество деталей. Одновременно с этим тело становится все отзывчивее: оно как будто делается более настоящим и чувствительность обретает дополнительное измерение там, где оно уже прорисовано.

 

* * *     

           Несмотря на внешность клерка, Ларс любил мечтать. Особенно хорошо мечталось с закрытыми глазами, соответственно — перед сном и после секса. Он откинулся на подушку, глубоко вздохнул и лежал так не шевелясь минут десять. Затем — кашлянул и нежно сказал:
           — Если когда-нибудь я не смогу работать на той работе, на которой сейчас работаю, я открою свой кофе-шоп. — с этим Ларс дотянулся длинной ногой до края кровати, подцепил носком невидимый тапок и покачал им в воздухе. — Там будет мило, и очень дешевый кофе, — продолжил он.
           — Кофе будет такой дешевый, ... — Ларс вытянул ногу со свисающим тапком в сторону потолка, как бы обозначая степень кофейной дешевизны, — что через год все кофе-шопы города станут моими...
           — Это будет мой реванш за тот дорогой кофе, который я пил всю жизнь! — мстительно закончил он и брезгливо стряхнул тапок с ноги вниз. Марина хмыкнула и свернулась калачиком. Ларс строго посмотрел на нее и, не выдержав, заржал, как лошадь. Ей немного хотелось устроить бой подушками, но лежать не шевелясь было все же приятнее.
           — Вечером пойдем гулять? — позвала она после паузы.
           — Никогда не понимал, что это значит — "ходить гулять", — ответил швед. — По мне — это как пойти в туалет и ничего там не сделать.

 

* * *     

           Ларс разговаривал по телефону с хозяином квартиры. Она потянулась и прислушалась. До нее донеслось: "Yes. Everything is ok. Everything except water. I have problems with water. I have brown water. The water is brown in my bath. Yes. Yes. Yes, please".
           Вода из крана шла и правда коричневая. Ларс недовольно запрудил раковину по самый край и принялся намыливать вчерашние тарелки. Затем объявил, что голоден. — Я люблю готовить вместе, — приговаривал он, обжаривая томаты. — Это весело. Порежь, пожалуйста, хлеб.
           Повиновавшись, Марина нежно поглядела ему в спину. Не то, что она примеряла шведа в мужья, это было бы совсем глупо. Но она все же немного фантазировала. Нет, даже не так. Скорее — играла в фантазии.
           Маленькие аккуратные улочки. Чистые. Очень Чистые! Красные крыши. Черепичные, разумеется. Океан неподалеку, причем — у них есть яхта. Воскресным утром Ларс ест хлебцы, йогурт, сыр. А может — и булочку с повидлом. Но не более. Неуловимый дух Икеи и стеклопакеты в окнах. Этаж последний, поэтому когда Карлсон сидит на крыше, свесив ногу, в окне болтается его крупный башмак.
           Что-то типа того.

 

* * *     

           Гулять они всё же пошли. Марина вспомнила, что когда влюбленные гуляют, им надо непринужденно болтать.
           — А шведы и финны — это не одно и то же? — непринужденно сболтнула она, и почувствовала, что попала в точку.
           — О, — отчетливо оживился Ларс, — нет. Мы очень, очень разные!
           — Например?
           — О… — снова сказал Ларс и язвительно задумался. Было видно, что больше всего в английском ему недостает ругательств.
           Подумав, он сказал:
           — Финны не то чтобы не любят работать. Они работают, но очень медленно. Они не то чтобы ленивые. Но они очень, очень медленно работают. Финны считают: вот, есть деньги, которые я в этой жизни смогу заработать. Я не заработаю меньше и больше не заработаю. Так зачем торопиться?
           — А норвежцы? — еще более непринужденно спросила Марина.
           — А! Норвежцы! — раздраженно отрезал Ларс. — Они сидят и торгуют нефтью. Норвежцы считают, что раз у них есть нефть, им можно и вовсе не работать!
           И он снова задумался. Затем — добавил:
           — Они не то чтобы ленивые. Просто у них теперь есть нефть, и им этого достаточно.

 

* * *     

           Ресторан "Зеленое ухо" помещался в полуподвале, на углу, противоположном гостинице Астория, прямо на Исаакиевской площади. И тем не менее, это был плохой ресторан. Официант подошел через 10 минут, с заискивающим видом подал меню и исчез. Меню оказалось дерзким. Марине запомнилось горячее блюдо "Заморочка" и десерт под названием "Все там будем". Для тех, кто робеет и теряется — имелись комплексные обеды. Один назывался: "Обед крутого мужика", другой: "Кушанье кокотки".
           Спустя полчаса единственный официант продолжал виновато прошмыгивать мимо, как бы невербально умоляя не замечать его. Лицо Ларса меняло один бледно-мраморный оттенок на другой. По той последовательности, с которой они чередовались, можно было догадаться, что он не просто раздражен, но, пожалуй, даже близок к гневу.
           "Shall we go away?" — Изящно повернувшись к Марине, спросил он с расстановкой. Вопрос в сущности ответа не требовал: искать другое место было некогда, самолет через три часа. Ларс заказал русские блины по-фински. Выяснилось, что это — три блина на большом квадратном подносе. По периметру подноса — маленькие фарфоровые баночки, сильно напоминающие изоляторы, неведомо как похищенные с высоковольтной линии. В первой баночке оказалась сметана. Во второй — рубленые крутые яйца. В третьей маслины. В четвертой — перья укропа, в пятой — репчатый лук и в шестой — красная икра. Ларс вооружился столовыми приборами: на его лице ясно прочитывались следы внутренней борьбы между голодом и гадливолстью. Марина тоже напряглась: как это есть, было неясно.
           Ларс начал с укропа. Ловко и методично подцепил его концами ножа и вилки и откинул прочь на край подноса со словами: "This is for horses". От оливок он избавлялся не торопясь, по одной, как бы смакуя процесс. Их оказалось пять. При этом он проговорил: "This — is … un — eat — able".
           Зрелище завораживало. Марина чувствовала себя легавой на болоте: зачарованно и беззастенчиво она пялилась в ларсову тарелку, забыв про свою. Мысленно она уже сделала стойку на репчатый лук, и кроме того — ей было любопытно, как швед поступит с икрой. Какого же было ее изумление, когда оказалось, что ей уготована совсем иная судьба. Все так же не расставаясь с ножом и вилкой, Ларс изловчился и навалил все содержимое луковой чашечки в чашечку со сметаной. Икру — туда же. И, воняя луком, съел все это.

           Торопливо вышли на улицу и тут же уперлись в неопрятную суматоху на углу Большой Морской, недвусмысленно говорившую об аварии. Небольшая толпа рваным полукругом. Что-то продолговатое, прикрытое темным, прямо на "зебре". Необычного только одно: длинный, метров десять, шлейф барахла из выпотрошенной сумочки, обозначающий траекторию, по которой тащилось тело. Марина была готова отвернуться, когда ее внимание привлек неизвестно откуда знакомый, исписанный лиловым блокнот посреди дороги.
           — Русские очень неаккуратно переходят дорогу, — отметил Ларс и потянулся за долгоносым фотоаппаратом. Марина вдруг очнулась. Удивляясь самой себе, она сказала: "Ах ты, мартышка вонючая!" и точным движением сделала "Никону" шмазь. Фильтр отпал на землю и разбился. Ларс поглядел сначала на фотоаппарат, потом — себе под ноги, а уже потом — на Марину. Внимательно и брезгливо, как смотрят на труп.

 

* * *     

           В аэропорту было много людей и дорогой буфет. Помятый человек в штормовке песочного цвета понуро отстоял очередь, взял бокал пива и сто грамм водки. Отошел и присоединился к друзьям похожей внешности.
           — Финны, — c неясной эмоцией пояснил Ларс.
           — Похожи на русских алкоголиков… — сказала Марина.
           — Алкоголики всего мира похожи друг на друга, — сказал Ларс и надолго замолчал. Марина не прерывала паузу. Ей казалось, что он хочет сказать что-то важное. И тут Ларс действительно заговорил.
           — "…Мое полное имя — Lars Yohan Valter Sundstrom", начал он, щелкнув авторучкой, и по-кошачьи потянулся к листу бумаги. "У нас в Швеции это принято: иметь не одно, а несколько имен". Он вывел вверху листа: "Lars Johan Valter Sundstrom". После того, как возникла буква m, он небрежно уронил две точки выше буквы "о".
           "Мое первое имя — Ларс" — продолжил Ларс. "Это имя — производное от библейского "Лазарус", что означает "воскресший после смерти". То есть, мое имя — не шведское. Это — латинское имя". С этими словами он прицелился ручкой в направлении буквы "L", как бы раздумывая. Затем — медленно опустил остриё на вершину буквы и неторопясь усилил верхнюю засечку. Скользнул вниз, почти не изменив несущий элемент, усилил нижнюю засечку и горизонтальную часть буквы. Подумал и сделал вертикальную палочку чуть более толстой, не лишив ее стройности. "
           Имя Lars — мне нравится", — сказал он, и у букв "r" и "s" возникли острые засечки. "Моя мама всегда зовет меня "Ло". Когда мы были мальчишками и вечно гоняли по полям и лугам на велосипеде, а мама должна была докричаться до нас, чтобы позвать обедать, ей было лень звать нас полными именами. Это выходило бы слишком громоздко: "Магнус, Ларс, Стафан!". Мама выходила из положения очень просто. Она придумала для нас троих одно имя. Она звала нас: "Маласта". У нас с мамой уже много лет есть дежурная шутка. Когда я звоню ей, то не говорю: "Привет, мама!". Я говорю: "Привет, я — один из тех Маласта".
           "Мое второе имя "Johan" — продолжил Ларс, — меня тоже устраивает. Тем более, что никто никогда меня так не зовет. Но я хотел бы изменить свое третье имя — Valter". Ларс сосредоточился, как бывает, когда человек готовится объяснить другому нечто принципиально важное, и не позволит себе неточности. Набрав в грудь воздуха, он сказал: "Во-первых, я планирую изменить букву "V" на "W". "Walter" произносится точно также, как "Valter", но мне это нравится больше ". Ларс удвоил "викторию" в начале слова и снабдил букву толщиной. "Кроме того", — продолжал он, — "я также хотел бы сменить "t" в середине слова на "th", — и ловко втиснул "h" между "t" и "e". Затем он замолчал и задумался. Чуть добавил веса всем буквам в слове, а затем — как бы погладил острием авторучки свое новорожденное имя.
           "Да", — заключил Ларс, — "Я собираюсь сделать это". "Walther" — мягко, на пробу, произнес он. Это мне нравится гораздо больше.
           После паузы он сказал, как бы просыпаясь: "Я положил в карман твоих джинсов сто долларов. Не сердись на меня". Марина рассеянно провела рукой по платью вниз. "На тебе сейчас нет никаких джинсов" — сказал Ларс. — "Я имею в виду те, что остались на квартире. Не забудь".