Живу.
Но что-то болеется да неможется
И в лучшее как-то труднее осенью верится.
А вроде уже нарастает новая кожица
там, где саднили струпья в последние месяцы.
Главное не расчесывать.
Я и не трогаю.
Карябаю строки себе в поэзии, в прозе ли,
А муза моя, гулящая и убогая,
все больше таскает водку вместо амброзии.
Сидит на краю стола, катает по скатерти
хлебные крошки, пьяная, мля, да нервная.
Я и прогнал бы ее к гребаной матери,
но пить одному тоска.
Неимоверная.
* * *
Утро. Горячий чай. Радионовости.
Два бутерброда. Галстук. Пиджак. Пробор.
Старый автобус на черепашьей скорости.
Выход налево, через Гостиный двор.
Вниз, в переход, мимо сонных газетчиков.
Вдоль по Садовой, бросив взгляд на собор.
Март. Воскресенье. Целая жизнь до вечера.
Марсово поле. Мигающий светофор.
В Летнем саду мерзнут от ветра статуи.
Мост. Постоял, покурил привычно-один.
И кто его знает, что он там думал, падая
В сизую воду с острым крошевом льдин
* * *
Жду перемены участи и чувств
(хотелось бы зарплаты и работы),
расписан от субботы до субботы
мой график круглосуточных дежурств.
Апрель-насмешник, маятный апрель,
галдящий шумной воробьиной стаей
с утра пораньше.
Снег чернеет, тает
бесстыдно солнцу обнажая прель
листвы. Из чьих-то окон вдруг Мирей
Матье нежданно: "Чао, бамбино, сорри",
и нет ума одно сплошное горе,
да в окна ночью мокрая метель,
бессоница, кофейник, сигареты...
Уехать! К черту! В глушь! В Саратов! В Тверь!
Карету мне!
Полцарства за карету!
Этот безумный мир
Подумай сам до шуток ли, до смеха ли:
Все в мире стало вдруг наоборот
Остался цирк, а клоуны уехали,
И шпрехшталмейстер каждый вечер пьет,
Гимнасточка обкурена, подколота,
За трешку всем дает, кому не лень,
В зверинце сдох от голода и холода
Последний дрессированый тюлень,
Факир индийский подыскал занятие,
Всех ассистенток разогнав взашей
На рынке собирает "по понятиям"
С братками дань с приезжих торгашей,
Львы перестали слушать укротителя,
Силач не может вес поднять на грудь,
Скучают в зале три усталых зрителя
И двое просят деньги им вернуть.
ПАРРРРАД-АЛЛЕ!!!!
Лениво и с огрехами.
Бравурный марш гремит ни в такт, ни в лад...
Остался цирк.
А клоуны уехали.
И мир сошел с ума без клоунад.
Сказки тем хороши
Давиду
Сказки тем хороши, что злодею всегда воздается сторицей.
Только ты не герой старых сказок и возрастом тоже не мальчик.
Подивись, дурачок, как бесстрастны в партере жующие лица,
Развлечения для
заглянувшие в наш расписной балаганчик.
Счастье даром, для всех заблуженье и шаг против здравого смысла,
А свобода и честь лишь слова, и для сердца гнилая отрава.
В нашей странной стране даже мудрый глупеет достаточно быстро,
Если принял игру в дурака, облеченного властью и правом.
Невозможный чудак, посмотри, вот пылают поленья в камине.
Что ж ты рвешься туда, сквозь веселый огонь, обжигаясь и плача?
За кирпичной стеной нет бескрайних лесов и озер темно-синих,
И в больших городах глупых кукол не ждут ни любовь, ни удача.
Твой бессмысленный бунт, как всегда, обречен, все осталось, как прежде.
Балаган твою горькую жизнь за гроши превратит в пантомиму.
Лишь угрюмый Пьеро, сосчитав синяки, не утратит надежды
На волшебные страны,
где можно прожить без личины и грима