|
Сергей Криницын ПЛАСТИЛИНОВЫЙ АНГЕЛ
-------- 8 --------
О, друг мой, скажи, что с тобою?
Я знаю давно, что со мною. Ратгауз * Это "О, друг мой" что-то частенько стало приходить на ум Пистолетову. Трезвый он еще сдерживался, но, стоило поддать, тут же выдавал шедевр вслух, маскируя усмешкой что-то серьезное, скрывающееся для него за идиотскими строчками. Дело в том, что, на самом-то деле, он не знал, что с ним, и подсознательно надеялся, что друг выручит, как-нибудь нечаянно проговорится... Хотя мог бы и догадаться, что тот Пистолетов знает не больше и мучается не меньше, только реже сотрясает воздух, не ожидая ответа от бесчисленных повторений, взываний и вопрошаний. Он доставал вторую... Они продолжали... Оно тянулось... * Возьмите кусочек, послушайте. Один сидит со стихами в дрожащих от бессонницы руках, а другой, мерно покачиваясь, передвигает пальцы, скользя по гитарному грифу. Тягучие, блюзовые, слышные только ему басовые ноты. Бормотание небритого не отвлекает, хотя и ложится поперек основного ритма. Аритмия, накладка, политональный бред усиливается безразличным тройным звонком в дверь. Равнодушный электрический крик почтальона. Кто-то умер? Нет, просто вас снова поздравляют с праздником. Это бесполезно, мы не верим в чужие праздники. Крики стихают, ломаются ритм и строки. Не повернув головы, невозмутимый Пистолетов остается при своем: гладит гитару; листает, шевеля губами. Меняет гармонию. Разве этого не достаточно? Вопрос ни к кому. - Не вопрос, - уточняет привыкший уточнять Пистолетов, * "Тихо взяли по рубашке(размышления "про ворей" из пистолетовской тетради; записано в Год Калевалы) * Газетный стиль седьмой главы "Улисса" плюс стиль симфоний Белого - вот вам, господа, стиль и форма "Петербурга". Но читал ли Белый "Улисса"? - возникает законный вопрос. - Не знаю, - смеясь, сказала Воронцова. - Надо спросить. - У кого? - У кого-нибудь знающего. Например... например... Раздался шорох. На них зашикали. Симфония продолжалась. * ... Но ритм сломался. Паника. И вот - на волю рвется вздорное сопрано, в истерике кривя кровавый рот (а мудрый бас предупреждает: рано). Затем тоска пошла со всех сторон, и каждый пел, стараясь промахнуться, но то был сон. И, слившись в унисон на паузой наполненное блюдце... * Напоследок - о чем-нибудь радостном, "Ода к радости", ре-мажор: слишком желтый, рябит в глазах, но это не та радость, я не знала, что так буквально - всеобщий бетховенский оргазм, "Обнимитесь, миллионы", - несколько миллионов конкретных голых тел. Метнувшись, соскользнуть в ре-минор, к раскольникам, сгорающим в огне, с молитвой на трескающихся устах, а потом незаметно взойдет солнце, переход к мажору - рассвет на Москве-реке. А вот и пятнадцатая симфония, Шостакович: романс, тишина, смерть Тристана (цитата), вальсик, кластер и - удары, стихающие удары. Одни ударные. Люба открывает глаза. Кругом скалы.
-------- 9 --------
... И мы называем поныне красивые, но несбыточные
мечты химерами; и нам порой бывает жаль, когда они умирают под безжалостным ударом действительности. Ф.Ф. Зелинский "Сказочная древность"
* "Всю зиму он болел, маялся, и не хотел больше об этом говорить. Хотел весны. Любви хотел. Но весна выдалась хмурая, а любовь - маленькая и неудобная." "Зря ты так. Я хотел с тобой по-человечески." "Ну, хочешь, совру что-нибудь?" "Да, очень." "Я люблю тебя." "Послушай, отчего это все кажется таким пошлым? Возьмешь, например, Тургенева, читаешь: охотники вытянули у огня усталые члены. И кажется черт знает что. А хотелось о природе..." "То, что тебе кажется, тоже природа." "Да, но, ты знаешь, какая-то она..." "Какая?" "Ты думаешь, я ханжа?" "Да." (не знаю, чей это диалог: Пистолетов ханжой не был) * Вялотекущая шизофрения. Моторная неловкость. Это диагнозы, непосредственно касающиеся Пистолетова-скульптора. Неловкость чаще всего выражается в полной неподвижности всего туловища и в удивительной ловкости пальцев. Да, но пора, в конце концов, разобраться во взаимоотношениях братьев. Конечно, неплохо бы, но, в сущности, никаких взаимоотношений нет. Один лепит, другой валяется. Пили вместе. * Натюрморт: вечномокрые сапоги сушатся на вечнозеленой батарее. Со звуком: в кране пищит. Перестанет и снова пищит. Полифония: шелест одеяла, ползущего по волосам. Резкий скрип закрываемой резко двери. Глухие шаги по потолку наискосок. Заводим часы и спим. Ручной водопад затихает в руках, писк смолкает в ушах. Тик и так. Пауза. Пауза. * Пистолетов бежал, крепко держа Любовь за руку. Любовь удивлялась, но остановиться не могла. Стремительно обежали они вокруг всадника, пересекли под дождем пустую блестящую площадь и скрылись в каких-то подворотнях. Позади раздались и стихли удивленные крики пьяных, раздосадованных бестактностью, знакомых - людей, между нами говоря, весьма неприятных. * Если продолжать вопросы до бесконечности, получится харе кришна. Просветлеешь светлым ликом и умолкнешь. "О друг мой, о друг мой" - тысячу раз в день, и через три года станешь святым Игнатием. Свят, свят, свят. Друг-друг-друг. Добавим сюжета: любовь. Заигрывание с собой как с читателем. Сергей, не написать ли чего-нибудь о любви? Это, знаешь ли, всегда... Отчего же-с? Непременно. Тем более, что и действительно Вера всерьез полюбила Пистолетова, а Пистолетов не на шутку увлекся Любою. (С какой буквы написать: он увлекался лю-бой? И куда ударить. На бой.) Разумеется, речь идет о разных Пистолетовых: тот нравился той, а этот заигрывал с этой, никакой интриги, никто никому не перешел дорогу, не пересек путь. Недосек, скорее. И где они, хваленые пылкие страсти? Вот что говорит по этому поводу один из братьев: - На юге все стремится к совокуплению, на севере все стремится выжить. Питер задуман, как юг, но фактически - север. Здесь все хотят совокупляться, но вынуждены выживать. Второй ничего не говорит, но пишет в записную книжечку стихами: "Пылает жар. И жарит пыл..." Впрочем, это уже было. Фонетоман. Прицепится и тянет. * - Кстати, о химерах... Вот, например, эта Любовь твоя - я ее ни разу не видел, - может, ты врешь, что встречаешься с ней? Может, она химера? Пистолетов и не думал обижаться.
-------- 10 --------
Нет любви и не о чем писать.
Вячеслав Лейкин
* - Надо же! - Ты что? - Да нет, ничего. Просто первый раз вижу, чтоб он был не один. Разговаривает с кем-то. - Кто? Любовь махнула рукой в сторону входа, где, подпирая стену, переговаривались Пистолетовы. Вера подозрительно уставилась на сестру. Та пояснила: - Ну, ты что, не понимаешь, о ком я? Я ж тебе рассказывала. Мой друг. Вера напряглась. Представим теперь сестер, катающихся по полу, оря, рвя друг на друге волосы и т. д. Изумленный зал. Жуткие последствия. Хрупкий миг равновесия длился, вспыхивая красноречивыми взглядами. Более направленные прободения пространства капеллы указательными пальцами. Более подробные указания на детали одежды; наконец, все разрешающее уточнение: серый свитер. Облегченные вздохи. Счастливые сестры. И грянул хор, заставляя биться сердца четырех в едином - бум! бум! - ритме. Бух! - взгляд налево. Тук-тук - направо. Милашки. Действительно похожи, только не сразу бросается в глаза. Прическа, одежда, это так меняет. Но и форма. Тик-так - топ-топ - кто-то, скрипя новыми подошвами, выходит. Вряд ли он, но голова невольно поворачивается. Нет. Сидят. Интересно, они действительно братья? Похоже; но почему он не говорил? Ладно, в перерыве спрошу. Перерыв. * Счастливая пара. Комар и муха. Шпага в углу, фонарик на столе, цокотуха мирно хлопочет у самовара. Пистолетов зашел в гости и теперь недоверчиво корчится в углу, обескураженный невыносимым уютом. Два уродика любовно чистят друг другу крылышки, щекочут усики, чешут брюшко. Пистолетова охватывает черная зависть. Он охватывает загребущими руками голову завистника и быстро погружается в до боли знакомое состояние. Он сидит на дне банки, облепленный серебристыми пузырьками, и в глазах его отражается перевернутое, щемящее, тихое видение. * "Меня обуяла жажда прекрасного. Я какал цветами - синими, красными. Писал лазурью, сморкал рекой. Вот я какой. А ты какой?" (надо ли объяснять, что это из пистолетовской тетрадки?)* Обоим слегка за двадцать, особенно Бороде. С тех пор, как он побрился, кличка условна. * Ку-ку, сказал кто-то над ухом, журавли вернулись - господи, с пива такого быть не могло - а подвальчик на Моховой? - это надо ж опуститься до того, чтобы жрать там шашлык?! - А деньги откуда? - а какие-то самые последние, пистолетовские, все, больше нету - однако ж, я вам доложу - я вам сам доложу: это вам не хухры-мухры. Болонка кинулась в прудик в Летнем саду и долго гонялась, тоненько лая, за утками; те флегматично уплывали по кругу, нисколько не волнуясь; собачка выдохлась и не могла даже выбраться на берег, и гражданин в сером, добрая душа, вытащил ее за-за... - чего-чего? - за загривок вытащил, говорю. Нашел, кому рассказывать, мы ж вместе видели - ах, да, елки, вылетело, забыл... И утки крякали тревожно. Раздался кряк и тучи набежали. Потом еще - и разбежались. Собачка-собачка, сколько мне жить? Лаяла без остановки, охрипла - ты же, беспощадный, пьяно улыбался. Потом, снисходительно: "Ладно, верю." И ушла в отгул - по пустеющим аллеям. * Тюк-тюк - стучит в ребро израненное сердце, согреваясь. Опять щепотка риса и ночлег. - Это стихи? - Это ты.
-------- 11 --------
Попытка понять Вселенную - одна из вещей, которые
чуть приподнимают человеческую жизнь над уровнем фарса и придают ей черты высокой трагедии.
Стивен Вайнберг
* - В конце концов, что мне от тебя нужно? Тело твое? Душа? - Пистолетов горестно вздохнул, отвернулся. Воронцова смотрела на него растерянно, не зная, чем утешить. Упомянутого было слишком мало: она успела заглянуть в эти безнадежные провалы. Она заметила также, как честно он пытается скрыть их, и как жалобно кривится его лицо, когда он понимает, что это не получается. - Расскажи что-нибудь, - не выдержав, тихо просит он, сдержанно поворачиваясь. - Что? Погоди... Сейчас. * Столкновение. Взаимные отступления, уступки. Преступленья. Во-первых, ты - поганая тварь, думаю я. Во-вторых, поганая тварь ты сам, думаешь ты в ответ. Бр-р, как приятно проснуться. Хотя было и что-то интересное. Я заполнял нотную записную книжку, нотами записал твой адрес и телефон. Могу спеть хоть сейчас. Но в горле першит. * Случались такие промозглые осенние вечера, когда, идя по Невскому, братья хором думали: "И все эти люди будут сегодня где-то ночевать. Лягут спать в кровати..." * Различия: знаки Зодиака - Скорпион, Рыба. Внешне не проявляется. Сидят, курят. Волосы - то до плеч, то остригутся почти наголо, оба. Щетина - один склонен к бритью, другой к бороде, но часто выглядят одинаково. Что касаемо пьянки: один быстрей отключается, но легче отходит. Чисто по жизни - обоих несет. Сестренки: один Зодиак, но сколько разного! Поэтому звезды оставим в покое и посмотрим на Любовь - бездна тишины, спокойствия - с первого взгляда. Кто ж с первого верит? Тот из Пистолетовых, что доверчивей, т.е. примерно оба. Всякая приблизительность привлекает наших братьев, мотаемых между "туманной далью" и горьким разочарованием во всем. Туман. Если исключить поверхностный подход к нему и сразу отказаться от описания прокуренной комнаты в разгаре молчаливой пьянки, то это, в конечном счете, робкая, недобитая надежда. На что-то. На первый взгляд, Вера кажется проще. На первый. * Мы пели, мы прощались с тишиной, так нежно расплетавшей наши звуки. Довольно было паузы одной, чтоб отдохнули вскинутые руки: внезапной лирикой на новой высоте настигнутые, мы повисли рядом и умерли на тактовой черте, отравленные черно-белым ядом. * Попытка драмы. Действующие лица: Борода, Воронцова-кругленькая, посторонние. Попытка красивой драмы. Бритый, Любовь и все остальные. Взаимодействие драмы красивой с просто драмой. Драма драм: одна уничтожает другую, затем кончает с собой. Похоронный марш, погребальные обряды, оседающий холмик, новая жизнь.
-------- 12 --------
На этот подвиг, поэты, вас благословляет
крылатый конь, рожденный из кипящей крови Медузы, - "владыка родника", Пегас! Зелинский
* Я вышел из дому и часа два гулял. Вернулся. Сосед спрашивает: - Ну, где был? - ... Э-э, в округе (широкий жест)... - Что хорошего видел? - Ну... (чуть растерявшись) ничего особенного. Вечер, погода хорошая. Дышать приятно, воздух... - Да. Это, конечно, хорошо, с одной стороны. А с другой-то каково? Сначала я засмеялся, потом задумался.
* Конфуз(сознавая неказистость концовки, братья все же то ли поленились, то ли не сумели исправить; не будем этого делать и мы) * Обняв кактус, плачет пластилиновый человечек. Сквозь бесформенную массу проступают иглы. То, что было крылом, безжизненно свесилось через край глиняного горшочка. Забытая рассеянной хозяйкой тряпочка... Нет, здесь никогда не было никакой хозяйки, Пистолетов ее выдумал, желая облагородить убогое свое жилище. Хозяйка медной горы. Хозяйка бедной норы, скрипучей трущобы, пыльной, неприглядной комнатенки, за которую вынь да положь... Пистолетов подходит к полке с книгами. Книги съеживаются, жмутся друг к дружке, пытаются быть незаметными. Выбрав жертву, Пистолетов цепко хватает ее за корешок, безжалостно вытаскивает, вырывает из тесной среды, извлекает ее, что ж поделать... И еще пару штук. Он сдувает пыль, чихает, осоловелыми глазами смотрит на полочку с кактусом, швыряет книжки на диван и, не глядя на них, чувствуя себя слегка предателем, делает два коротких шага навстречу кактусу и нервно пытается отделить от него пластилиновую (в форме загнутого пальца) корочку. Натыкается на иглу, рассматривает капельку крови ("...густой из груди молодой..."), остервенело сосет палец, продолжая отковыривать ангела - уже другой рукой, - и снова накалывает тонкий указательный, музыкальный свой палец - на тончайшую, ядовитейшую по замыслу, но, в сущности, абсолютно безвредную, иглу. Кусочки, которые удалось отлепить, он скатывает в правильный шар. Открывает форточку и щелчком отправляет импровизированного колобка в полет. Совершенство формы. Реализация крыла. Он не видит никакой связи между своими действиями и женщиной, любовавшейся облаками, но слабо вскрикнувшей через секунду после его щелчка, наклонившей голову и трущей лицо обеими руками. Там, во дворе. Пистолетов смотрит на облако, вынашивая идеи; женщина, справившись, наконец, со своим лицом, но еще влажно моргая, смотрит на красиво задумавшегося Пистолетова, и в голове ее ничего не происходит. Шарик, чуть сплющенный у полюсов, невинно закатился под самый ее каблучок. Падший - не по воле своей - в чем он виновен? * Это как бы любовь. Ты стоишь в темноте у окна. Принцип медленно проявляемой фотографии. Многие места еще пусты. Вырисовывается некая аморфная среда, в которой все болтается. Первоначальное представление оказывается неверным, основные центры появляются последними, объясняя равно оправдывая уже существующие детали. * За показным цинизмом братья скрывали неподдельное равнодушие, на дне которого... * Мы касались ногой мостовых, полагая, что это зима. Если вдруг ошибались, - неловко шутили, пытаясь друг друга раздеть - не руками, хотя бы словами: ты знаешь, мне кажется, это комар. То есть, снова весна. (И, краснея:) Не жарко тебе? А тебе? - Но не здесь же, не здесь... Не под этими пыльными взглядами так откровенно стремиться к минуте любви. Для начала - исчезнуть как плоть, но задергаться эхом с шершавых страниц. И тогда - лишь мигни или как-то еще позови - ("ты бескровен" - "не будем об этом" - "мы жили когда-то в крови" - "нет, во сне, дорогая, во сне." - "Если можешь, проснись")...
-------- 13 --------
Ангел, спаси ее! елку. - Я не умею.
Пусть догорит, я помочь ей погибнуть могу. Поплавский
* Струйка дыма вопросительно изгибается. Пистолетов пожимает плечами. * Банальные иллюстрации некоторых идей. "И долго, задумчиво, в позе орла Сидел на мосту, надкусив удила." - Пистолетов-самозванец: я дарю тебе эти мосты, вместе с зеленой водой и окурками, проплывающими между быками. - А можно, я возьму без окурков? - Попробуй. Если хочешь сказку - бери. - Придурок ты, а не влюбленный! В первую же ночь говорить со мной об окурках! А если это все, что мне запомнится? - Значит, такая у тебя память. - Да нет у меня памяти! - А что есть? - Пойдем, покажу. * Человек не любит, не желает, не ненавидит - все это случается. (Г. Гурджиев)* Он неподвижно сидел в кресле и старался ее не ждать. Потому что, когда так сильно ждешь, можно и не дождаться (печальный опыт не только индивидуумов, но и целых цивилизаций). Не придавай значения - и все получится значительно быстрей и проще. Но что именно? Если ничему не придавать. * Навсегда разделившись, четыре безмозглые фишки шарахаются в разные стороны, то ли обуреваемые необузданными страстями, то ли механически подчиняясь разнообразнейшим импульсам, попытки обуздать которые так же механичны, как и все остальное. Крови не было - обошлось, если не считать двух проколотых кактусом пальцев, нескольких дыр в сознании автора и синяка под глазом задумчивой дамы. Драма пытается показаться полностью вымышленной. * Бабка Марья у реки(Пистолетовы. Из колхозного эпоса.)
-------- 14 --------
Даже Сам Господь не может побить
простой двойкой козырного туза.
(ответ семинариста на экзамене
* ... А в Эрмитаже Пистолетов целовал статую прямо в губы (третий этаж, французы, французская легкость и непринужденность), у служительницы, т.е. смотрительницы выпячивались золотистые глаза (эфиопки, престарелой), с грохотом падала, звякая и подпрыгивая на мраморных ступенях, золоченая же, челюсть. И - ни звука, ни вскрика. Мой поцелуй. Его, пистолетовский, поцелуй (прикрытые беломраморные глаза, нежный мрамор, мечта детских снов, я нашел тебя, к черту всех женщин)... * Если ты меня победишь, они отомстят. Они - * Господи, что с глазами? Я не вижу Тебя в упор. По блестящей реке Лимпопо уплывают детские страхи. Я когда-то рассыпал соль и живу с тех пор с репутацией маленького неряхи. Строгая мама смотрит, но вдруг видит меня насквозь и тоже боится плакать. Крошки рассыпались из о чем-то забывших рук. Глаза погружаются в теплый хлеб, в самую мякоть. Что они видят там? Доносится четкий звук: воркование голубя рождает слабое эхо посреди стола, и кажется по всему, что глаза мои, как и сердце, только помеха. Это ошибка, ты вздрагиваешь, я молчу. Разбито стекло. Под ногами хрустят мамины слезы (как видится мне сегодня, когда ищу причины той, самой первой, метаморфозы). Я выхожу на улицу, но потом несколько лет проходит, как ржавая спица в клубке за шкафом. Странное дело: в доме с тех пор никто не опускал глаза, не пытался узнать - что упало на пол. * Пистолетов как всадник в ночи, а ночь - смерть, вечный бег, возмездие. В висках стучит (воскресенье не за горами), и в каждой секунде, ведущей к рассвету - спасенье. Джим Моррисон поет песню дождя, чтоб помочь выбрать правильный ритм погони. Проносится под аркой Казанского собора. Меч высекает искры, задев об одну из хрупких колонн, и вот уже слышен затихающий звон копыт на Литейном проспекте, где, промчавшись мимо князя Мышкина, мы меняемся местами. Сон перерезан первым трамваем. Выбитый из седла Пистолетов пристально смотрит сквозь веки, стараясь первым заметить рассвет. Воин тишины. Пробуждение Пистолетова. Ангел в пробирке. Пластилиновый лик. Ожесточенно моргая, ты выталкиваешь глаза из орбит - комната переворачивается. * Мужчина бледносиний * Морозом высушило землю. Лужи состарились за одну ночь. Седые их морщинки издают прощальный треск, встречаясь с наступившим утром, сапогом. Голос вороны неотличим от пролетевшей за окном ругани ранних прохожих. Сладко спит маленькая Джульетта. Тикают на стуле серебристые часики. Тик-так - тишина. Забыла завести. Плакала. Она повернула серьезное лицо к спящему другу, вздохнула. Пожалуй, теперь ее зовут по-другому. Музыка продолжалась всю ночь, фонари отражались в лужах Театральной площади, но трамвайные пути сковало льдом, пришлось пешком домой, но все еще кружилась в белом платье и падала, влюбленная смертельно. Тик-так - тишина. Не хочу просыпаться. Пистолетов проснулся один и ушел, никого не разбудив, смутно чувствуя себя обкраденным. Досада была на уровне животного. С первым же глотком морозного воздуха он присмирел и вдруг радостно ускакал, подпрыгивая, дробя морщинистые щеки тротуаров. Воскрес.
-------- 15 --------
"Миленький, вылепи что-нибудь... - "Ах, хороша!..",
розу, к примеру... а женщину... Боже, какая..." Герман Волга
* 1) Музыкант: красный колокол с выступающим черным лицом. Вместо языка - перевернутый человек, зажавший ладонями уши. Острые локти почти упираются в медно-красные края. * 2) Аскет: с удлиненными конечностями, сутулый, с вогнутым лицом, с проросшими сквозь тело стеблями высохшей герани, чуть откинувшись, смотрит вверх. * 3) Волхвы: двое стоят - худые, зеленые, длинноногие. Один из них, закатив глаза, играет на флейте. Второй, почти в два раза выше первого, держит в руках огромную рыбу, с чешуей, покрытой красными каплями. В боку рыбы - пещера, в глубине которой сидит маленький Будда. * 6) Третий волхв, красный, молитвенно сложив руки, склонился перед ним в беспредельном благоговении. * 7) Виолончелист: с крючковатым носом и неестественно запрокинутой головой. Гриф виолончели проходит сквозь его грудную клетку. Завитушка с колками выходит между лопаток. * Примечание: стихи братьев Пистолетовых написаны совместно с А.Г.Носковым в 1989 году, в Минске.
Весна 1994 г.
|
