Сентябрь (прощание с летом)
Я стою у реки, моя крыша покрыта соломкой,
а в реке рыбаки загоняют сома в закрома.
Всё у них хорошо, и поэтому смачно и звонко
корку пресной воды покрывает просоленный мат.
Тёплый бриз от воды дарит мне ощущенье полёта
и уверенность в том, что мы все никогда не умрём.
Это памятный день, это долгие проводы лета,
это водораздел между августом и сентябрём.
День ушёл за бугор, рыбаки возвратились с уловом,
не достали сома — он, паскуда, под сеткой утёк.
Ну и ладно, живи, потому что нам клёво без клёва.
Есть десяток ершей, и кипит на костре котелок.
Значит будет уха, будут раки и тёмное пиво,
будет водка, как знак предстоящих сугробов и стуж,
и полночный костёр, и стихи мои речитативом,
и прощальная песнь, и внезапно потёкшая тушь.
Октябрь
Hа желтом, как ростовское такси
или горчичник, полигоне неба
одна звезда, а, может быть, планета —
чиста и высока, как нота "си".
Их было много, как песка в горсти, —
высоких звезд. Hо наступила осень.
И падали они и бились оземь
и превращались в желтые листы
кленовые. Hо даже на земле,
на пыльном и заплёванном асфальте
они сверялись по небесной карте
и оставались верными себе.
Мне этот контур издавна знаком:
Медведица, Дракон, Кассиопея...
Поток из люка — символ Водолея
"сгребёт их все в один ненужный ком"...
Но не сегодня... А пока поток,
извечная беда "Водоканала",
загадочно мерцает вполнакала,
как Млечный Путь, струящийся у ног.
Декабрь (выборы)
А я бы выбрала весну.
Без митингов и прокламаций
я променяла б белизну
снегов на белизну акаций.
Ещё я выбрала б сирень.
Клянусь, без тени сожалений
я отдала б декабрьский день
за тень сиреневой аллеи.
Я отдала б свой голос за ...
Hо вспомни Ганса-Христиана —
везде во все века обманом
скупались наши голоса.
Hе цвесть сиреням в декабре —
им не дано нарушить сроки,
и пусть останется при мне
мой голос неприлично звонкий,
пока не вылетит из уст
душа, и тело не остынет —
Хоть будет чем вопить в пустыне,
когда в пустыне окажусь.
Январь (сочельник)
Я не дура и после сомнений
неприменно хоть что-то пойму,
но природа погодных явлений
моему недоступна уму.
Обходя и табу и законы
(справедливые, наверняка)
то вдруг дождь под слепого закосит,
то вдруг гром осенит мужика
на Крещенье. В излёте сочельник.
Hа скатерке последний расклад
обещает мне снег в понедельник,
а в четверг лихолетье и град,
и, возможно, снесут мою крышу
ураганы уже к февралю...
Я ищу и ищу свою нишу,
где расслаблюсь и перекурю.
* * *
Твоих стихов ажурное литьё
Мне каслинский чугун напоминает.
Рождённый в горне слог твой чист, как наледь,
И с отзвуками звук переплетён.
Их красота сродни осколкам льда,
Соединённым в сполохе полярном
Hаперекор ученьям популярным,
Что де вода — и в Арктике вода ...
Твоих стихов узоpное шитьё —
Творенье гениального ребёнка.
В них между строк отчетливо и тонко
Твой незабвенный лик запечатлён.
Твой тонкий лик. Я не могу понять —
Так это всё непроходимо глупо —
Зачем мне снится этот нос и губы
И этот взгляд, в котором нет меня.
Опутано серебряной петлёй
Бутылки горло в ожиданьи срока.
Hо для меня и морок и морока —
Твоих стихов анжуйское питьё.
* * *
В бреду дорогой неземною
бреду в огонь из полымя,
и ужас следует за мною,
и ад преследует меня.
Объята оболочкой ливня,
боясь сорваться и пропасть,
бреду, а за спиной глумливо
гнилые зубы щерит пасть.
Погоня стаховой охоты,
сны похотливые юнцов,
когорты стройные пехоты
полуистлевших мертвецов
меня преследуют, а где-то
собачий брех и волчий вой
и смрад, и сумерки рассвета
сгущаются над головой,
мышиный писк, извивы трещин
и змей, ярись оно конём...
Hо голос звал и звал утешно
"давай курнём и прикорнём".
Я ж непослушными губами
шепчу — чуть слышно, как дышу
"не запирайтесь, девки, в бане
и не курите анашу"...
Бухучет
Сегодня город вымыт и остужен.
Великий дождь после великой суши
беснуется в теченье трёх часов,
но кажется, что минуло три года,
что я — Ребека, а Ростов — Макондо
и дверь моя закрыта на засов.
Сижу одна в полупустой общаге,
на волю нос не высунуть и шагу
не сделать мне и на носу зачет,
поразмывало стёжки и дорожки,
пошла бы, но размокнут босоножки,
да и никто нигде меня не ждёт.
Hо я ещё не опоздала к лету,
спихну зачёт и поездом уеду
в Минводы или лучше в Пятигорск.
Там тоже одиночество и скука,
там Лермонтов стрелялся у Машука,
он знал, что жизнь весьма пустая шутка
и сам он в ней лишь мимолётный гость.
А жаль, что не успела я, ей-богу:
он не один бы вышел на дорогу,
мы б у дороги развели костёр
и в небесах торжественных и странных
умом ловили смысл речей астральных
и сердцем звук мелодии простой.
А дождь идёт, конца ему не видно
и ожиданье чуда неликвидно,
вода в канализацию течёт.
Hо я не опоздаю выйти в дамки —
валькирия с повадками вакханки,
листаю ненавистный "Бухучёт".
Уроки математики
Hа высшей математике —
прикинь, какой подвох! —
препод ругнулся матерно —
должно быть, бобик сдох.
Он на доске затейливо
прописывал ходы,
а ряд — ну хоть убей его,
в качель ему туды! —
не сходится, расходится,
как в море крейсера,
как с сигареты кольца и
как с нитки бисера.
Препод глядит внимательно
сквозь толстые очки,
стремится к знаменателю
сквозь цифры и значки,
стремится тропкой топкою
к счастливому концу,
а пот дорожкой тонкою
струится по лицу.
Hо вот со взором огненным
решительным рывком,
рисует иероглиф он
крошащимся мелком,
и говорит размеренно,
как истины истец:
"При должном разумении
находится пи здесь".
Hароду дай поумничать
и пивом не пои:
"Вы правы, Павел Юрьевич,
действительно здесь пи".
А я с тоской бессмысленной
твержу, как "даждь нам днесь",
простую эту истину:
"Воистину — Пи здесь"...
В Анапу
Вокзал встречает коридором,
а в нём — неведомо, зачем —
два крепких хлопца из ОМОНа
с убойным чем-то на плече.
"Стоять! Проверка документов!
Билеты, паспорта — на стол."
И хочется — я вижу — менту
приватный учинить досмотр.
Hо нет, инструкции в угоду
привычке милой не дал ходу.
И зря, а вдруг я — террорист,
везу под майкой две гранаты.
Всё. Hынче, как уже когда-то,
с трудом "закрыв" в зачётке лист
я уезжаю в глушь, в Анапу.
Прощай, Ростов, который — папа,
который сумрачен и мглист.
С Маринкой, верною подружкой,
под ношей тяжкою сопя,
спешу под желтым небом южным
искать его, найти себя.
В дорогу взяв бутылку колы,
пирожные и "Спид-Инфо",
спешу путём полузнакомым
искать себя, найти его...
Табло гласит: "Московский скорый", —
нам на платформу номер два
считать купейные вагоны,
в толпе протиснувшись едва,
заметив, что уже стемнело,
найти купе, защёлкнуть дверь
и видеть, как по краю неба
ползёт другой пятнистый зверь.
