Альманах "Присутствие"
 Альманах акбар!
№  5  (15)
от 22.03.2001        до 22.06.2001

 

 

 

Алексей Сычев

ПИЛА
(маленькая ночная серенада для тубы с оркестром)

 

Рисунок Михаила Едомского

 

Вступление

(исполняется хорошо одетым солистом Большого театра)

Однажды было лето,
и автор этих строк,
посеяв в феврале то,
чему не вышел прок
(однако — вышли сроки),
известное пинал,
с достоинством сороки
дешевенький журнал
листая на досуге,
весьма уже весь мо... —
весь мокрый от потуги
на оное письмо! —
и думал: "Бляха-муха,
как странно я живу!
Воистину — пирдуха
во сне и наяву!
Чем плавать по жаре в ню
и внюхиваться в них —
отправлюсь-ка в деревню,
исполненный одних
высоких! устремлений
изящное объять —
от носа до коленей! —
не стукаясь об "ять"
башкою и буколик
бежа — им свой черед!..

И вот он свой до колик.
Читатель мой, вперед!

(дирижер выхватывает парабеллум, первая скрипка падает в обморок...)

Максим Перепелица,
в запале и пылу
решив перепилиться,
купил бензопилу.
И, как японский воин,
с отвагой не гнилой —
взмахнул бензопилой он,
взмахнул бензопилой!...

(пауза)

А мимо шла девица
(стройней веретена),
Максим Перепелица
присел аж: "Вот те на! —
изящна, круглолица,
черты ее милы"... —

и стал перепелиться
отдельно от пилы:
то перья расправляя,
то подымая хвост... —
"Теперь я уLOVEляю,
насколько был непрост...
вернее — глуп... Но — баста!" —

резов, что твой корнет,
он барышню сграбаста... —
А может быть, и нет.

(думайте, что хотите)

А, может быть (и даже,
скорее всего, так) —
подъехал в экипаже
с учтивым "Guten Tag!"
И внутреннему ЁКУ
спустив остаток сил,
надушенную щеку
слезою оросил:
"Я есть Перепелица,
о, мой любезный ФРУ!
Я быть повеселиться...

(что хотим, то и думаем)

но что-то не допру
от вывиха и свиха
в суставах и балде:
со мною ты, чувиха,
сегодня или где?...

(потасовка в партере, контрабасист насилует арфу)

А может быть (и это
иного поскорей,
хоть пето-перепето —
и все же!) — с якорей
слетев, как в лесопарке
с каштана Винни-Пух,
всучил ей по запарке
репейника лопух
и, следуя Травинке*,
утер скорее нос,
и лишние травинки
смахнул и произнес:

"Мой цветик-семицветик,
я — добренький герой,
я — маленький поэтик
с большой бензопилой!
Во мне заговорило...
я сам не знаю что —
все лучшее, что было!
О, голубь мой почто...

(поиск носовой принадлежности)

Почто я хром на рыло,
не Пушкин, не Пеле,
все лучшее, что было
хотел бензопиле
отдать на растерзанье —
и вот уж не хочу,
имея к Вам тарзанье,
БИЗОНИЕ!?!?"... Но чу! —

(скрип пресловутой мачты, метафизический кашель поручика М.Ю.Лермонтова, вкрадчивый топот нильских гиппопотамов)

Возможно, были речи
назойливы не столь.
Не прыгал он на плечи
девице и ПИСТОЛЬ
с ПЕСЕТОЙ не звенели
посулой за труды,

но — травы зеленели...
плодилися плоды...
подружились подруги...
струилися струи...
завьюживали вьюги...
роилися рои... —
и что-то там такое
вдыхал и осязал
с печальною тоскою
герой наш...
И сказал:

(музыканты рыдают)

"Доселе пребывая
в душевном неглиже,
гвоздями прибивая
к доске себя уже,
отчаявшись, что все, чем
поил себя — испил,
и выбрав, между прочим,
не худшую из пил,

(всеобщий и повальный катарсис, в особенности у котов субтильной комплекции, дирижер стремительно уходит на пенсию)

скосил глаза налево —
и как бы онемел:
О, королева хлева!
О, сажа! О, не мел!
О... — впрочем, буду проще —
о, райские леса,
о, кущи — пущи — рощи,
о, с хреном колбаса,
о, мой змеиный супчик,
о, фря средь афродит!... —

(свист соловья-разбойника)

взгляни на мой костюмчик! —
не правда ли — сидит?! —
ничуть не мимо кассы,
никак не абы как:
попсовые лампасы —
где хошь! У кадыка-кх! —
не петля, но петлица —
с гвоздичкой! — и засим,
я, минимум, Пелица,
а максимум — Максим!

(в сторону) —

Цыгане и цыганки,
небрежно и общо —
"Прощание славянки"
и что-нибудь еще!"

(штудируя партитуру, цыганский придворный табор играет вальс "Амурские волны". Медведи пускаются в пляс, увлекая за собой белочек)...

Как поезд под парами,
герой пасет момент —
уже не за горами
маячит хэппи-энд,
уже планида гадкой
не кажется: сменил
пластинку — и догадкой
себя осеменил:

"Ведь с эдакой матреной
пила мне не к селу!
Катись она вареной
SOSиской!" — и пилу —

в пучину! да с утеса! —
шалея и шаля...
И что-то пел Утесов,
а, может, и Шаля... —

(ля-ля, ля-ля, ля
в набежавшую волну... — оркестр народных инструментов подхватывает небезызвестный мотив. Герой производит торжественное движение, устремленное к даме...)

"Ну вот, теперь, коль скоро
былое сожжено,
моя Терпи-псих-ора...
о, будь же мне жено... —

ой, что-то я неважно
зачувствовал себя —
в глазах темнее аж... но...
но, так сказать, любя,
надеясь, веря, помня
и — что же там еще? —
мня-мня... каменоломня...
умня себе за ще..." —

(ку-ку, ку-ку, ку-ку-ку — герой начинает бредить, слышно, как резвится кукушка)...

Пора бы, мой читатель,
разуть тебе глаза:
кропатель и маратель,
хвататель себя за...
(за голову — в конечном
итоге) — твой слуга
покорнейший — о вечном
(о вечном!) ни фига
не думал, сочиняя
куплеты эти все,
потея и линяя,
и ползая в овсе
под блеянье овечье
и бычье "му-му-му",
ловя за предпредплечье
(об этом — никому!)
доверчивую Музу,
мечтая, в простоте,
побить ее по пузу
махровым полоте... —

(хор мальчиков-зайчиков бодро призывает читателя (он же — слушатель) к гуманности в отношениях с кошками неженского пола)
Автор пытается воспользоваться музыкальной паузой

Пора, пора, однако, —
в спасательный жилет...
Какого еще знака
не подано? — Вослед
изложенному выше
положен ход ферзем —
к тому, что ниже: мыши,
мокрицы, глинозем... —

и выпрыгнуть из неловкого положения:

Однако — перспективы:
какой полет души!
сколь лошади ретивы
(и этим хороши),
сколь бел и аккуратен
просторный твой наряд —
ни пуговиц, ни пятен,
и звездочки горят —
надежно и без вони,
и кружится в уме:
"ой, кони мои, кони,
пожалуйста, поме... —

(протяжный крик Козерога)

 

Коротко об авторе

Живя без документа,
с заплатой на заду,
он лучшего момента
о вечном призаду-
маться (маца? — да полно!)
не выбрал, кроме как
разглядывая порно-
графических макак
в издании увечном
(и, кстати, дорогом!)
Какое там "о вечном!" —
он думал о другом!

Не чувствуя, что в оном
(другом) разит овцой,
он не был чемпионом,
как Пушкин (или Цой)
на поприще ваянья
созвучий и словес,
он — рожа обезьянья! —
в Поэзию пролез,
как... не сказать при детях,
что именно — куда...
Туда бы вот и деть их,
плоды его "труда!" —

(возгласы надменных потомков: Браво! Правильно! Удю-дю!)

сплошные как бы позы,
хихиканье, нытье!
Он даже и до Прозы
добрался, но ее —
Создателю спасибо! —
так и не одолел —
само собою! — ибо
ДУШЕВНО околел... —

и, якобы, в деревню
(не к дедушке, отнюдь!)
он, якобы, уехал,
чтоб как бы отдохнуть...

Так пойманный на фальши
пускается в бега,
о том, что будет дальше
не зная НИЧЕГО... —

Рисунок Михаила Едомского

 

(долгожданная туба выдувает басовый ключ)

Автор спасается бегством, попутно преуспевая в искусстве самобичевания, вербуется на галеру и отбывает на остров Коневец. Дальнейшая его судьба неизвестна.

КОНЕЦ

Август 2000

 

___________________________________

* В.М.Травинка — бабушка и целительница, разыскавшая в себе радость.

 

 

Иллюстрации - Михаил Едомский.

 

 

             

             

Hosted by uCoz