Саксофон и несколько грубовато
Послушай, твоя комната мала,
Как черте что, как жохлая перчатка,
Как твои бедра на краю стола...
Осталось две минуты до припадка,
И я спешу. Я говорю: "Пускай".
Не все ли мне... Не все ли нам... Доколе
Юродствовать, при шляпе и в носках,
И тем плодить охоту-дробь-неволю?
И ерничать... Однако есть предел.
Уже не вспомнить - кто из нас чудила.
Меня любила самка крокодила,
А я ее... Но снова не у дел
И не у тел, помимо отношений,
Вне времени, отложенного впрок...
И так легко сравнить тебя с мишенью,
И, перепутав, надавить курок.
Когда
А. Сычеву
I.
Когда невинномыслие мое
Сойдет на нет в придурковатых сценах...
Когда не три кита, но черепахи...
А деве не достанется весла...
Когда уже ни легкие, ни жабры...
И нечем крыть, и некого...
Итак,
Когда я буду спрашивать: "Когда?" -
У каждого, не слушая ответа...
Когда же, наконец?!
О, Боже правый!
"Кто виноват?"
"Что делать?"
и т.д.
II.
Давай же собирать по мелочам.
Конструктор бытия не безграничен,
Но нам достанет.
Или нас.
Не суть.
Я знаю - ты простой, как папа Карло.
Я тоже не сложней Джузеппе.
Что
Мешает нам найти два-три полена
И выстругать Мальвину и Пьеро?
А далее пусть сами буратинят...
* * *
Ощущение - я не такой.
Ощущение - едкая смесь.
Говорю: "Там, вдали, за рекой..."
Откликается зеркало: "Здесь".
Под столом, у стола, на столе
Повязал сам себя и затих,
И размазал по бритой скуле
Оставляющий полосы стих.
Эпистола
Р. Пиньковскому
В который раз, как в первый... Что же я
Скажу тебе вне Эроса? Послушай -
Под гнетом категории "друзья"
Ломаются посредственные души,
Увы, не категории. Но вот
Почтовый голубь, поезд, дирижабль
Отрезками гипербол и парабол
Зачеркивает муторность длиннот.
Я открываю дверь из сургуча.
Сегодня дали снег, и сдохла осень.
И то, что на столе горит свеча,
Напоминает о почившей в бозе,
Напоминает - сколько позади.
Земная жизнь ушла в диагонали.
Земная смерть скрывается в деталях,
Которые не уловить. Гляди -
Я открываю роковой сосуд.
Твоя рука так близко, что я слышу,
Как движется в ней кровь. И по лицу
Сползает вниз дарованное свыше.
Високосный февраль
Тянуть сквозь время счет его же дней -
Бездарное занятье. Но длинней
Мне не придумать. И закроем тему.
Откроем дверь и - с пятки на носок...
Там окоем по-прежнему высок.
И это подтверждает теорему,
О том, что март не хуже февраля.
В известный срок банальная земля
Взопреет тривиальными парами,
Отшелестит, отпахнет, отжурчит...
И вновь - багрец, и в воздухе горчит.
А там, глядишь, зима не за горами.
Строфы хватило на год, двух - на жизнь.
А третья ни к чему. Куда ни кинь,
На что ни глянь, во что ни плюнь от злости -
Все замкнуто. Печатаешь шаги
В квадратные от ужаса круги.
И каждый намекает о погосте.
Смешно до слез, до судороги рта.
Как видно, я не понял ни черта
Резона, что из лона вывел к свету,
Каприза, что заставил говорить
О том, что ничего не повторить
И ничего не избежать при этом.
* * *
Но тонкий лирик толстую строку
Не одолеет. Стыдно дураку
Писать вообще, а о себе - тем паче.
Куда как проще - выпить, закусить
И, между прочим, у нее спросить...
О чем бишь? Да, неважно. Наудачу
Спросить о детях, о здоровье и...
И в этом круге дома и семьи
Прижать суставы к мякотному боку,
Чтоб отогреть не мозг, но мозг костей
И перестать входить в состав "гостей",
Считаясь недоступным и глубоким.
Доступно все. Но есть всему цена.
И десять раз тебя пославший на ...
В одиннадцатый скажет: "Ближе к делу".
Ты эту близость "дружбой" нареки
Или "любовью". Вы же так близки,
Что слов не надо... Так шарманка пела...
* * *
...а потому, что надо проверять
Карманы, сундуки, почтовый ящик -
Где пол-строки, где памятная прядь -
Все то, что было в прошлом настоящим,
Все то, что неминуемо впитал
Твой голос, взгляд и скованные жесты -
Бесценный дым, воздушный капитал,
Густая пустота святого места.
...а потому, что, умеряя прыть,
Накапливаешь шрамами на коже
Пространство - то, которым будешь жить,
Когда ничем другим уже не сможешь.