Одному знаменитому кинорежиссеру одна итальянская фирма заказала фильм про петербургские белые ночи. Небольшой такой фильм, минут на пятьдесят, с традиционными силуэтами дворцов и статуй, разведёнными мостами, игрой предутренних бликов на сонной воде и прочими красотами в том же духе. И чтобы при этом у распахнутого на Неву окна стоял бледный петербургский мальчик и тихо, но выразительно декламировал стихи. Пушкина, например.
          Режиссеру предложение это понравилось и он отправился искать мальчика. Он посетил десятки школ и всяческих творческих студий, но мальчика не было.
          То есть мальчиков было сколько угодно. Страшно красивые были мальчики, невероятно бледные и Пушкина декламировали вполне проникновенно, но все они почему-то режиссера не устраивали.
          И вот однажды режиссер этот зашёл в Четыреста Сорок Восьмую комнату. И увидел у окна мальчика. Не очень бледного, и не слишком красивого, и голос у него оказался сипловатый. Но дрогнуло сердце режиссера и затомилось неясным предчувствием.
          Он отозвал мальчика в сторону и у них произошёл следующий разговор:
          - Тебе сколько лет? - Одиннадцать. Говорят, ты сочиняешь стихи. - Это правда. - Тебе нравятся твои стихи? - Пока пишу - нравятся, а так - не очень. - А чьи стихи - очень? - Пушкин, Ахматова, Гумилёв, Блок, Кузмин, Тарковский нравится. - А наизусть кого-нибудь знаешь? - Да. - Прочти. (Мальчик читает Ахматову). Еще. (Мальчик читает гумилевских "капитанов"). - А иностранных поэтов ты любишь? Французов, например? - Да. Люблю. - Кого? - Вийона, Бодлера, Верлена, Рембо. Превера очень люблю. - Наизусть прочтёшь? - Вам по-русски? - А ты и по-французски знаешь? - Да. - Прочти. (Мальчик читает Превера по-французски). - Ладно, хватит стихов. А что ты сейчас читаешь? - "Войну и мир". - И тебе, конечно, война нравится больше? - Мне всё одинаково нравится. Это же всё-таки Толстой. - Да-да, ты прав. Толстой всё-таки. Слушай, я хотел бы тебя попросить к следующему нашему свиданию выучить небольшой отрывок из "Медного всадника". - Уже выучил. - Ах, вот даже как? И какой же отрывок? - Я всю поэму знаю. - Читай, - попросил режиссер и мальчик начал читать.
          Режиссер слушал мальчика и окончательно уверялся, что предчувствие его не обмануло, что другой кандидатуры не было, нет и быть не может...
          И очень скоро, через совсем короткое время, итальянская публика увидела на своих экранах странный прекрасный город, освещённую таинственным светом реку, а в одном из дворцов у огромного распахнутого окна стоял задумчивый мальчик, тот самый - Сева Зельченко, - глядел вдаль и декламировал негромко: - "...Стоял он, дум великих полн, и вдаль глядел..."

Пушкин и декабристы

Тишина в Петропавловской крепости,
Лишь шаги часового слышны,
А в окошке, подобно нелепости,
Скромный серпик полночной луны...
"Одоевский! Ты Пушкина слышишь?
Ты прислушайся, лира звенит,
Что никто в этом мире не лишний,
Что природа нас всех наградит,
Что земля не забутит героев,
Что мы снова вернемся туда,
Что мы правыми были... Ты слышишь?" "О, да!"

(8 лет)

 

Каравелла

(посвящается каравелле у гостиницы "Ленинград")

Ты жива, ты не окаменела,
Ты плывёшь, плывёшь сквозь облака,
И тебя ласкает, каравелла,
Ветра с моря жесткая рука.

Напряглись в волненье ванты-струны,
Ловит ветер жадно паруса,
Море катит весело буруны
Под миганье звёзд Большого Пса.

Не забудешь, как валы хлестали,
Влага беспощадная секла,
Даже на гранитном пьедестале
Рядом с небоскрёбом из стекла.

Ты рвала форштевнем волны смело,
Ты была легендой-кораблём,
И тебе за это, каравелла,
Пост почётный в городе морском.

(9 лет)

 

Что я увижу

Я увижу вольное море,
В этом море увижу ворота,
Золотые увижу ворота,
И солнце их позолотит.
Я увижу синие скалы
И увижу пещеры и гроты,
Недоступные людям гроты,
И сумерки их углубят.

Я увижу горные бухты,
В этих бухтах увижу камни,
Всех цветов и названий камни,
Им море придаст красоты.
Я увижу солнце и ветер,
Я увижу море и горы,
Я увижу всё, что зовётся
Словом таинства - Коктебель!

(9 лет)

 

Актёру

Вступая в бутафорский свой дворец,
Что для тебя норы крысиной глуше,
Под чёрную сутану и венец
Старайся натянуть чужую душу.
В этом веке, что далёк и незнаком,
На шпагах бейся, умирай от яда.
Но если на тебе душа мешком,
Ты не проси у зрителя пощады.

(11 лет)

 

Сонет

Когда умрет последняя звезда
На утреннем прозрачном небосклоне,
Заржут тревожно у порога кони,
Придёт пора расстаться навсегда,

Я ухожу, не зная сам, куда,
Не встречен, не услышан и не понят.
Твоя ладонь лежит в моей ладони,
Огня теплее, холоднее льда.

Я знаю, нам уже не суждено
Увидеться опять, но всё равно
Мне не забыть последнее прощанье,
И ночи смерть, и зарожденье дня,
Кровавого восхода полыханье
И ржанье одинокого коня.

(12 лет)

 

Король Лир

Хохот бури, визг шута,
Всё на свете - маята,
Жизнь одна, и та - не та.

Хохот бури гонит прочь,
А вокруг бушует ночь,
Друг не друг, и дочь - не дочь.

Хохот бури, буйный пир.
Где же твой грошовый мир,
Чёрный ворон, Старый Лир.

(12 лет)

 

* * *

Пучеглазый Пётр Первый
Порет, пьёт, поёт, пирует,
Плачет писком петушиным,
Подражая поросю...

Медноскулый Медновсадник
Мордой мерина мотает:
Мокро в море, мутно в мире,
Метроллейбусы мычат.

Пучеглазый Пётр Первый
Помирает по-простому:
Перепревши, перебравши,
Перевешавши подряд...

Медноскучный Медновсадник
Мучат медные мозоли,
Микромир и макроморе.
Месяц меркнет. Моросит.

(13 лет)

 

* * *

Ещё в лесах не топотали топоры,
Когда небритый одинокий троглодит,
Перекрестясь, решил: "Авось не повредит", -
И слово выдумал для битвы и игры.

Ещё над миром солнце было на гвозде,
Оно скрипело от пассатов и смерчей,
А он старался, рифмовал "ручей - ничей"
И эту рифму выцарапывал везде.

Ещё деревья зла с деревьями добра
Росли бок о бок, задыхаясь от плодов, -
А он, как Данте, напридумывал адов,
Кто мог сказать ему, что выдумка стара.
"Ещё в полях белеет снег, чернеет след..."-
Он декламировал, восторженно мыча,
Ещё не выдумав орала и меча,
А также прочего, и смерти в том числе.

(13 лет)

 

Манифест

Надоели верлибрики! Хочется вкуса
(Кисловатого вкуса, весёлого веса)
От чеканных словес, от развесистых вёсен,
От разинутых окон (подумаешь, рифма;
Обходились же древние). Кстати, об окнах: Я скажу - за окном день висел, как аппендикс,
Как сушёная вобла, как тело на плахе,
И тэ дэ и тэ пэ - но, как древний зверёныш,
Как сушёная бабочка в книге эстета,
Эта резвая фраза, толчёная в ступе,
Будет только нелепостью, волосом в супе,
Экспонатом, зазёванным с прочими вкупе...
А всамделишный день не вмещается в кубе,
В перегонном - тем более. Что мне в Гекубе?!

(13 лет)

 

* * *

Мы настолько сложны, что пора упрощаться,
Сокращаться, к привычным вещам обращаться,
Отрешаться, и с теплой толпою мешаться,
И поменьше решать, и побольше решаться.

Мы настолько сложны, что пора возвращаться,
Договаривать фразы, захлопывать двери,
Потому что земля продолжает вращаться
На избитых словах о надежде и вере.

Мы настолько сложны, что пора восхищаться
Просто спетою песней и яблоком спелым.
Пусть безумцы изведать и вычерпать тщатся
Эту странную землю, зелёную с белым.

Мы настолько сложны, что пора укрощаться,
Становиться ручными, с ладоней кормиться.
Поспешите прощать, подождите прощаться;
Пусть ещё хоть чуть-чуть это небо продлится.

(13 лет)