Богач и Лазарь
1
Так потеря отчизны весь мир превращает в ничто,
В самодельное пекло, в бумажный аид, в ниоткуда.
Посмотрите, счастливцы, — он воду носил решетом.
Вы не делайте так, вы носите в хорошей посуде!
2
Что за пропасть меж нами, полна и лазури и туч,
Что за чудная бездна в покое течет и синеет!
Что со дна прокричать, чтоб достало до солнечных круч?
Океан, океан, я опять говорить не умею!
Весна
1
В прозрачных листьях, в духе травяном
Она идет, вздыхая об одном.
В откосах влажных, в свежести речной
Она идет, вздыхая об одной.
В пчелиной гуще, солнечной гурьбе
Она идет, вздыхая о тебе.
2
Сегодня день такой немелый,
Как будто в синьке много мела.
Сегодня день такой неточный,
Шатучий, словно зуб молочный.
Сегодня вечер виноватый,
Запнувшийся на всякой тропке,
И электрическою ватой
Заткнуты гулкие коробки.
И каждый здесь ответ наивен.
Сегодня ночью будет ливень.
Весна в аду
1
В холодных сумерках весны,
В подводном царстве привидений
Мы спим во сне и видим сны,
Как будто дремлем в сновиденьях:
Среди "естественных" людей
Брести в естественном потоке,
О пище, о семье радеть,
Бранить рекламные листовки,
Чего-то ждать, с чего-то ныть,
Как зуб — хоть мудрый, но ненужный —
Но так и не посметь уплыть
За эту мокрую окружность.
А там, далеко, наверху,
Другое царство плещет в блеске,
Но нашу тусклую уху
Не соблазнит его нелепость.
— А, может быть, его и нет, —
Сказал один прозрачный сомик
И уронил с испугу в снег
Разоблачений влажный томик.
2
На рубле орел двуглавый
Русь оглядывает бойко:
То раздольная канава,
То привольная помойка.
Марсианские пейзажи,
Салтыковские портреты —
Может быть, бывает гаже...
Ах, да что ты все об этом!
На рубцы и на заплаты
Тихо сеется снежочек.
Может быть, дадут зарплату,
Потерпи еще, дружочек.
Родная речь
1
Вот снег слепой, он с лужею "на ты",
А может, и не снег, а бабочки, цветы...
Нет — радугой, охрипшей добела,
Опять весна на землю сорвалась
И в луже растворилась страстно...
Кому повем я эти басни?
2
Что толку мне в потешном даре —
Ловить из воздуха слова
И строить в ряд чудесных тварей
Для вящих ангельских забав.
Исходит день багрянцем смертным,
И загорелись облака,
И тают в теплой круговерти
Деревня, гуси и река,
И люди так неторопливо
В в дома зашли и свет зажгли,
И что им строчек переливы,
Мой голос на краю земли?..
Пыль холодеет под ногами,
И гаснут крылья голубей,
И снова чью-то над стогами
Качают музы колыбель.
* * *
Я защищаю право на обмолвки:
Они всегда честней и глубже слов,
Произнесенных с умыслом и толком,
Расставленных, как стулья вдоль столов.
И если я средь общей скорбной тризны
Бужу друзей, забывшихся в хмелю, —
Простите мне, что я лазутчик жизни,
Простите мне, что верю и люблю.
* * *
Мы уже поколенье, и музыку славит оно —
Повитуху рожденья, и дальше — вожатого роста.
Как темно и медвяно скрипичное долгое дно,
Как роятся в смычках золотые несметные звезды!
Мы уже поколенье, и музыка славит его,
Что взросло сквозь асфальт, как цветок, как собор пятиглавый,
Чтобы миру явить неподкупной души естество —
Это явь, это жизнь, только это и следует славить.
