Азиатский трилистник

1

Затуманенным взором гляжу на Фуджи в декабре
лучший друг со мной у порога
рукава в кровяные разводы

он во сне пострадал за стихи
перья его в беспорядке
очки разбиты

мы любуемся Фуджи в декабре как истинные поэты
у которых в крови халаты лица небриты
Фуджи светится изнутри

мы очень плохо одеты
перья растрепаны
мы одни

на пороге бумажного домика у подножья Фуджи
босыми ногами притопываем от стужи
чтобы согреться в декабре

приближается буря
наши взоры темнеют
кошки забираются в норы поглубже.

2

Жуешь себе безмятежно
мякину повседневности
и тут в газете заметка
про ущемление прав человека в Узбекистане

думаешь как он там
обычный узбекский парень
в потертые штаны среди хлопковые растений
не сплю ворочаюсь пересчитываю верблюды.

3

Едет междугородний поезд через провинцию Смор-Гонь
под ледяным дождем
глухонемые несут по вагонам календари с афоризмами
иконки Владимира Высоцкого
никто ничего не покупает а пьют чай вприкуску
с железнодорожным рафинадом
к дороге сбегаются избушки голые земельные участки
рабочие коровы
хлопцы с большими амбициями
на переезде
кто-то любознательный из окошка районной школы
пересчитывает вагоны.

 

 

 

 

 

 

Черные ночи Маруся

Зеркало можно к стене прислонить
ерунда что с помойки
нальем и чокнемся

постарайся меня ты Маруся понять
что взрослые – битые мячики
были из юности выключены не сразу

к ним и пальцем никто
можно даже сказать не притрагивался
они сами допрыгались

только курящие
и дающие прикуривать
продолжают выпендриваться

только курвы париками кровоточат
и не прекращаются парни
с врожденной сединой между горбиками

вот ты говоришь черновики
а нет здесь никаких черновиков
и сроду не было

для чего они
злые сырые записки
если Маруся отчизна не любит меня?

 

 

 

 

 

 

Гангстерское романсеро

1

Можно и в гангстерские времена
прожить как ни в чем не бывало

заигрывать с гангстерами
питаться из рук гангстеров
танцевать под гангстерские песни
гангстерские танцы

2

я помню чувство безысходности
когда выходишь из машины после ресторана
домашние щетинятся в рассвет
наперебой высказывают правду о тебе

а ты стоишь не понимаешь
спина прямая-прямая
оглядываешься вокруг в поисках сопереживания
и не находишь его

3

к обеду над тарелкой застывая
и взгляды тетушек порхали сверху вниз
едва касаясь края ложки
понапрасну
напоминали о себе коллекции значков и марок
фотографии артистов

с востока в два часа являлся первый жених
неся на блюде вьюжном бакенбарды ветра
второй подставлял сосульки-усы для поцелуя в три часа
и ледяная гладь стола из-под еды была едва видна
до тех пора пока старшая тетка-надзирательница за холодными
закусками
не позволит нарушить плотный натюрморт стола
что будет означать что снова
ты слушаешься дудочки семейного мотива

.за окнами ревет машина уезжая
и увозя дурацкую твою
дурацкую любовь
к двоюродному брату гангстера.

 

 

 

 

 

 

Летела чайка против ветра

Девочка
это твой брат в самосвале
перерезал дорогу к сиротскому интернату
а спутница моя коллега по работе
беременна
вокруг сугробы
темнотища после работы
и кладбище напротив городское
тридцать лет закрытое для похорон
здесь при самом входе Алла закопана
напротив здания суда за кованой оградкой
когда я еще в Сморгони жила то каждый год в день рожденья 9 марта
приносила для Аллы карамельки

в пятый класс она сама уже не ходила
Аллу навещали учителя
наполняя умирающего ребенка приземленными знаниями о жизни
учили бы лучше прилежно готовиться к смерти
цены бы им не было

в свой последний год она полюбила школьную форму
удлиненное платье в мелкую плиссировку
но без передника
апрельский месяц своей последней весны Алла уже не вставала
возлежала в двуспальной родительской койке на третьем этаже
и стала почти идеальной
неразнузданной как весь год болезни до этого
что ей покупали магнитофон
огромную куклу ходячую
щенка немецкой овчарки
не говоря о конфетах в коробках
даже коньячных переложенных нарезной соломкой бутылочек
украшенных разноцветной тонкой фольгой
и вела себя лучше чем взрослые люди
видно чуяла приближенье кончины
и смирилась в конце
без допомоги извне

из военного городка приходила с нами играться
ученица старших классов одна
слыхала ученица как взрослые шептались на лавке под рябиной
что детский гроб для Аллы даным-подавно купили
хранится в сарае на улице Заречной у маминой Аллиной мамы
мы эту девочку выгнали со двора чуть не побили
кричали ей вслед
обзывали матами
но Алла все равно умерла к середине мая

одноклассников ставили почетным караулом у гроба
в квартире на третьем этаже
а мы с мамой и папой жили на втором
и те кто уже отстоял
спускались по лестнице к нам
у нас была спокойная обстановка
не то что наверху где толпились со всего города с букетами
рыдали тетки а плакальщицы подливали масла в жаровню общего воя
молебном церковным
у нас пили чай играли даже смеялись
нам разрешалось
предполагалось что у детей истерика
может и вправду истерика
не знаю
не разбираюсь

по дороге на кладбище мы тоже едва унимали смех
душились прямо-таки впереди процессии
бросая цветы под колеса грузовика с Аллой в школьной одежде
на белой простыне
со светлой Аллиной головой
на кружевной подушке

и только ночью до меня дошло что случилось ужасное
когда дворовые коты вопили под окнами
МЯУ! МЯУ! МЯУ! МЯУ!
а мне мерещилось
МАМА! МАМА! МАМА! МАМА!
будто это кричала Алла
думала
разорвется сердце
но ничего
тридцать лет прошло
и ничего