* * *
Снегопад, словно взор исподлобья,
рассекает осеннюю слякоть.
Невесомые снежные хлопья
оседают на прелую мякоть,
на державные строгие лица,
на гранитные львиные морды...
— Петербург, ты уже не столица!
— Ничего... Так спокойней, милорды.
2003
* * *
Февраль. Искрят колючие венки
высоких звëзд... Иллюзий не осталось.
Глотаю слëзы. Жгу черновики.
И постигаю собственную малость.
Как сладостно в полночный снегопад
расписываться в творческом бессильи!
И плакать, и смеяться невпопад...
Напрасно рифмы стаями бесили
рассудок мой: внавал, впритык, внахлëст
сплетались, жгли — и мимо, снова мимо...
Поэзия! Огонь высоких звëзд!
Как ты жестока! Как непостижима!
Есть высший смысл. Не в строчках на листе,
не в гладко зарифмованных мычаньях,
а где-то там — в щербатой немоте,
в бездонном красноречии молчанья.
Там нет дорог — одни лишь тупики.
И молнии мгновенных озарений.
А здесь... Февраль. Горят черновики
ненужных никому стихотворений...
1991
* * *
Послушай,
если жить на самом деле,
дурачествами
время не губя,
то всë же так,
как если бы неделя
(всего одна!)
осталась у тебя:
как если бы
невидимые звенья
мирской тщеты
распались, наконец,
и семь больших огней —
семь дней творенья —
зажглись перед тобой...
И ты — Творец.
1997
* * *
Стоп-кадры. Ева улыбнулась змею.
Апостолы рыбачат впятером.
Голгофа... Нет, описывать не смею.
Не в этот час, и не моим пером.
Стоп-кадры... Не могу представить даже,
откуда, из каких первоначал,
все эти лица, образы, пейзажи,
ко мне, глупцу, приходят по ночам.
И что это? Какой-то тайный опыт?
А может, искус дьявольских атак?
Темна вода... Рассудка грозный ропот
уже неощутим, когда вот так,
сквозь шум веков, сквозь пыль естествознанья,
венец терновый кровью окропит...
Рассудок нем. В пещерах подсознанья
бесчинствует, беснуется рапид...
1996
* * *
Настанет срок. Растает грим.
Умолкнет гул восторга.
И содрогнëтся Третий Рим
от жëлтых орд Востока,
и сгинет — сколько бы ни выть,
надрывно и натужно...
Ну а Четвëртому — не быть.
Да это и не нужно.
Заглохнет жидкое "ура",
и вытянутся морды,
и потекут через Урал
лопочущие орды.
Не нам, в могуществе своëм
извечно убеждëнным,
десятерых валить вдвоëм...
Что ж, горе побеждëнным.
Исчезнет Родина моя —
и с вечностью сроднится.
Перевернëтся бытия
печальная страница.
Качнëтся стрелка на весах.
Остынут наши трупы...
И замолчат на небесах
архангельские трубы.
Мужайся, витязь Пересвет!
Славянской крови запах
поделит тотчас белый свет
на Азию — и Запад.
А дальше — век последних драк.
И ядерные шутки.
И — мрак. Холодный чëрный мрак.
Бессмысленный и жуткий...
1996
Цель
"Цель жизни — жизнь". Как сказано цветисто!
До Герцена все жили наобум.
Пока ватага дюжих декабристов
не разбудила этот спящий ум.
И сразу же предтеча В.И.Бланка
гранит проблем рассëк, как рудокоп.
Цель секса — секс. Цель пьянки — только пьянка.
Отчëтливо. Весомо. Глубоко.
...Уже шатался призрак по Европе:
Бакунин на цепи сидел, грустя
о том, что россияне будут в ...луже
всего одно столетие спустя,
Лассаль пыхтел, грозил и ненавидел,
и Маркс труды обдумывал свои...
А цели всë равно никто не видел.
Конечно, кроме Герцена А.И.
1995
* * *
...но гражданином быть обязан.
Н.А. Некрасов
Прекрасен блеск военных униформ.
Любые комментарии излишни.
Чем больше в мире всяческих реформ —
тем суть его страшней и неподвижней.
Прогресса нет — есть пруд, а не река.
Меняются, пожалуй, только даты.
Во все века, на всех материках,
ценились не Сократы, а солдаты —
готовые безропотно служить,
пока за них и мыслят, и решают.
Политики мешают только жить —
а умирать нисколько не мешают.
Воистину святое ремесло —
вести на смерть толпу себе подобных.
Победы, что оно нам принесло,
в учебниках расписаны подробно.
Какие были ставки на кону!
Любая ложь всегда рожала тройню!
Народы торопились на войну
как тощие быки на скотобойню.
Взрывалось залихватское "ура"
над грохотом ликующего марша —
и вырастала новая гора
сырого человеческого фарша.
Всемирная история проста:
сегодня мы их — а потом они нам!
Проблема лишь в параметрах креста:
быть Человеком — или гражданином...
1999
* * *
Ликуйте, демоны и черти:
Россия вновь на грани смерти.
Опять война. Опять дурдом —
такой, что верится с трудом.
Везде — от Кушки до Чукотки —
триумф наркотиков и водки.
Страна садится на иглу,
и погружается во мглу.
Финал вполне закономерен.
Умерим злость свою! Умерим
необоснованную спесь —
российский порох вышел весь.
Раскисла русская дорога.
Ещë чуть-чуть. Ещë немного.
Последний близится рассвет...
Гуляй, ребята. Бога нет.
1994
* * *
Какая разница: Гайдар ли, Греф ль,
нас не спасут и боги Илиады —
с тех самых пор как стал московский Кремль
столицей мировой дьяволиады.
Рыдай, страна поэтов и ворюг!
Ты шла к Исусу, а придëшь — к Иуде.
Я не боюсь того, что говорю.
Я просто знаю: так оно и будет
в конечном счëте — кто б нас ни таскал
по всяческим развязкам и завязкам...
Умри, моя славянская тоска,
в прозрачном сумасшествии славянском...
2001
* * *
Жил как все. Не выделялся.
Пил, бузил, опохмелялся,
просыхал — и снова в бой.
И доволен был судьбой.
Но нашла коса на камень —
и несут вперëд ногами.
По снежку скрипят полозья.
Гроб на кладбище увозят.
Вот такая неустойка...
А случись ещë бы столько
погулять в деревне милой —
снова пил бы до могилы.
Поутру вставал бы рано,
и бежал опять к стакану.
Матка стряпала бы брашно...
. . . . . . . . . . . . . .
Как всë просто. Как всë страшно
в погибающей отчизне...
Проживи хоть десять жизней,
будет лишь одно и то же:
красный нос на красной роже,
мрак в башке, в ушах — короста...
Как всë страшно! Как всë просто...
1997
* * *
О чëм же?! О бедах? О боли? О немочи?
На пятом десятке и вспомнить-то не о чем...
Свеча догорит (и погаснет, наверное),
и скука подскажет решенье неверное.
И вздуются вены мои тëмно-синие,
и грудь захлебнëтся тоской и бессилием,
и взвоют моторы на стареньком катере,
и — прямо на скалы... и к чëртовой матери...
2005
