и протянул пригласительный билет на стадион, где очередной заезжий проповедник намеревался просвещать российских язычников. Я с самым серьезным пафосом пустилась доказывать, что духовная жизнь и заокеанское миссионерство две вещи несовместные... Слово за слово, дошли до моего дома. Леша жил в соседнем. Не помню, как случилось, но через пару дней он зашел в гости...
           Леша был человеком без внешности и без личной истории. Он казался вам тем, за кого вы готовы были его принять. Пример тому — наше знакомство, когда я не выдержала проверки на вшивость, попавшись на крючок соблазнительно легкого учительства. Леша мог выглядеть трудным подростком, простеньким пареньком с рабочей окраины, студентом философского факультета, начинающим композитором — в соответствии с подсознательным заказом окружающих. Реальная биография — восьмилетка, техникум по какой-то электрической специальности, армия, работа на стройке — имела к нему такое же отношение, как одежда к телу: в любой момент можно переодеться. Он не был привязан ни к какому социальному статусу. Я думаю, единственно правильным ответом на вопрос, кто этот человек, было бы его имя.
           Поэты считали Ильичева поэтом. Сам он поэтом себя не считал. Художники, наверное, тоже бы приняли за своего — Леша рисовал легко и невероятно талантливо. Он заходил ко мне вечером — обычно я что-нибудь варила-жарила на завтрашний день — и мы между делом болтали, пили чай у плиты. Иногда присоединялось мое семейство, иногда Леша устраивал с детьми в соседней комнате "войнушку" или подушечный бой. Потом мы сидели на кухне и слушали, как он читает из очередной общей тетради.
           Почему-то мы всегда много говорили о смерти. Он страницами наизусть цитировал тех авторов, о которых я знала понаслышке. Когда он успел столько прочесть, загадка. Вряд ли в библиотеке техникума или в армейском красном уголке стояли тома Шестова или Лао-Цзы. Его любимым поэтом был Ходасевич.
           В последний раз мы встретились 3 июля 1995 года. Леша впервые пригласил меня к себе. Пили чай с тортом в честь дня рождения — на следующий день ему исполнялось 25 лет. Мы разъезжались на лето — моя семья на дачу, Леша к друзьям в Подмосковье. Две недели спустя он утонул в мелкой подмосковной речушке...
           И вот оказалось, что он все-таки оставил следы, хотя прошел по жизни очень легко, скорее — над жизнью. Еще в феврале 1995 года вышла крошечным тиражом тоненькая книжка стихов "Наброски равновесия". Посмертный вечер в Центральном лектории собрал полный зал. Кроме стихов, Леша писал удивительную короткую прозу трудноопределимого жанра. Почему-то мне кажется, что сейчас он не стал бы возражать против того, чтобы мы писали и говорили о нем, публиковали рисунки и рукописи. Хотя могильная плита на Ковалевском кладбище имеет так же мало отношения к Леше, как его трудовая книжка или военный билет. То, что было его настоящей жизнью, никуда не исчезло. "Как пятна на шкуре леопарда встречаются при ходьбе, вот также придется встретиться когда-нибудь мне и тебе". Просто леопард сделал еще один шаг...