Поистине "не имеющие числа" современные мистики, колдуны, белые и черные маги, астрологи, всевозможные пророчицы и пророки, а также "мессии" на любой вкус и цвет (выскакивающие, прямо таки как грибы после короткого дождя осенью) в один голос называют наше время "апокалиптическим", угрожающе предсказывая "глад", "трус" и прочие катаклизмы и безобразия. Однако вернее было бы назвать его "энциклопедическим", потому что разномастных и разнохарактерных энциклопедий появляется на книжных прилавках едва ли не больше, чем "пророков" и "мессий" в селах и городах.
           Названия их, как правило, неожиданны и затейливы: "Энциклопедия рыбной ловли", "Энциклопедия стрелкового оружия", "Энциклопедия для маленьких джентльменов", "Энциклопедия домашней хозяйки", "Энциклопедия десертных вин" и т.д. Создается впечатление, что стоит человеку поднакопить какого-либо разнохарактерного матерьяльчика (например, несколько десятков кулинарных рецептов, частью заимствованных из книги "О вкусной и здоровой пище", частью же — из интересной детской игры "Смелый повар", описанной Остером в книге "Вредные советы"), как он спешит издать этот неряшливый, необработанный ворох под цветной обложкой (для приманки глаза) и титлом "Энциклопедия".

           Временами, как бы увлеченные общим "энциклопедическим потоком", даже серьезные, написанные профессионалами, заслуживающие внимания и уважения книги, беспричинно и ненужно придают себе мнимый "энциклопедический" вес. Так, например, вышло с "историкоцерковной энциклопедией" В.Антонова и А.Кобака "Святыни Санкт-Петербурга".
           Чего вправе ждать читатель от энциклопедического издания, посвященного храмам Санкт-Петербурга? Более того — чего он вправе требовать от него? Прежде всего — объемного и подробного вступительного очерка об истории храмостроительства в Петербурге. И затем — свода статей, группирующихся по трем разделам: общие статьи, биографические статьи (персоналии) и, наконец, собственно статьи о петербургских храмах.
           Статьи первого раздела должны дать читателю ответы на вопросы: что такое храм, собор, кафедральный собор, церковь, домовая церковь, богослужение, икона, иконостас, ризы и т.д. Второй раздел должны составлять биографии священников, архитекторов и жертвователей (на чьи деньги храмы строились). Однако В.Антонов и А.Кобак ограничиваются только третьим разделом (статьи собственно о храмах).
           Ошарашенный такой "вопиющей неполнотой" книги читатель чувствует не только глубокое разочарование, но даже и раздражение. И это при том, что как справочник по церквям Санкт-Петербурга, она едва ли не безупречна. Так зачем, для чего понадобилось превращать хороший справочник в плохую энциклопедию?

           "Но, может быть, я неправ," — подумал я, — "может быть, понятие "энциклопедия" имеет какой-нибудь иной, другой смысл, чем пытаюсь, по наитию, вкладывать в него я? Ведь я, в конечном счете, совсем не разбираюсь в энциклопедиях".
           Поэтому я решил задать несколько "энциклопедических" вопросов доценту Павлу Анатольевичу Клубкову, деятельному участнику нескольких разрабатываемых Петербургским университетом энциклопедических проектов.

           — Скажите пожалуйста, — сейчас появилось огромное количество разнообразных энциклопедий. Очевидно, далеко не все из этих книг имеют право так называться. Но что вообще имеет право называться "энциклопедией"? Что это такое? И чем энциклопедия принципиально отличается от обыкновенного словаря?

           — Знаете, пожалуй будет трудно дать понятию "энциклопедия" короткое и одновременно простое объяснение. Давайте рассмотрим какой-либо пример. Допустим, мы хотим составить энциклопедию, посвященную архитектуре Петербурга. Какие статьи мы будем включать в нее? Что читатель должен обнаружить в ней? Не только все хоть сколько нибудь заслуживающие внимания постройки в городе (а это и дома, и дворцы, и заводы, и церкви и мосты и т.д.). Читатель должен обнаружить в нашей энциклопедии имена всех архитекторов, инженеров, всех подрядчиков и организаторов строительства, всех владельцев домов, а также статьи о всех архитектурных стилях, представленных в Петербурге. Если же мы возьмем что-нибудь одно — мы получим справочник. Например, "Архитекторы Санкт-Петербурга", или "Здания Санкт-Петербурга". Конечно, такой, или какой-нибудь другой справочник тоже очень полезен, но не надо называть его энциклопедией. Таким образом — ключевое понятие для энциклопедии — это многоплановость, многоаспектность представленного в ней материала.

           — Хорошо, но чем объяснить сам этот всплеск интереса к изданию, составлению, да и приобретению словарей и энциклопедий?

           — Дело в том, что общество осознает свою необразованность. Это наше, специфическое, российское обстоятельство. Соотечественник-современник, дожив едва ли не до преклонных годов, с удивлением обнаруживает, что школа не дала ему образования. Что на самом деле он знает гораздо меньше, чем предполагал.
           Но примерно то же самое происходит и во всем мире. Дело в том что у человечества, впервые за его историю, появилась возможность систематизировать, каталогизировать, привести в порядок, в систему, объединить в целое весь объем знаний, накопленных им за несколько тысяч лет. До нашего времени людям приходилось мириться с тем, что большая часть знания утрачивается, теряется. Человек физически не мог охватить такой объем. А осуществление нацеленных на такой охват энциклопедических проектов, требовало работы не одного поколения. Например, составление "Библейской симфонии" — справочника, в котором можно найти любое упомянутое в Библии слово, с отсылкой к стихам, в которых оно употреблено — потребовало больше сотни лет. Именно поэтому многие грандиозные энциклопедические проекты кончались ничем.
           В этом была также и трагедия русских библиографов. Василий Анастасевич, библиограф начала прошлого века, один из первых теоретиков библиографии, давший определение ее как "науки знать книги по их содержанию, полагать в приличных разрядах по общей или принятой системе", всю жизнь собирал библиографические карточки, жил среди них. У современников он пользовался репутацией чудака, который живет в пыли, среди бесчисленных картонок и коробок, тратя жизнь на, по сути, никому не нужное дело. Над ним смеялись даже Пушкин и Батюшков. После его смерти в оставшихся бумагах, естественно, никто разбираться не стал. От них просто "освободили дом". И это типичная судьба русского библиографа. Человек всю жизнь собирает карточки, а после его смерти они отправляются в печь или на помойку.
           Подавляющее большинство энциклопедических начинаний прошлого века не было доведено до конца. Выпускался первый, второй том... и все. Не был доведен до конца и "Русский биографический словарь", что особенно обидно.

            — Но ведь знаниям, по своей сути, свойственно устаревать. Как, например, устарели античные и средневековые знания по астрономии, по физике...

           — Я говорю о фактографии. Мне трудно представить себе ситуацию, когда устареет знание о том, что Август был римским императором, а Пушкин родился в 1799 году. Так же не может устареть знание о том, что до коперниковской, гелиоцентрической системы мира была птолемеева, геоцентрическая. Хотя сама птолемеева система, конечно, устарела. Если мы хотим что-то объяснить, мы должны располагать максимально полными знаниями обо всем, что имеет отношение к делу.

           — Но ведь эти груды и горы фактов — знание по сути своей бесполезное, едва ли не мертвое. Хорошо, тот факт, что Пушкин родился в 1799 году — не устареет. Но какое значение он имеет для нашей оценки его поэзии, для нашего восприятия Пушкина?

           — Если мы не знаем фактов, то мы делаем сомнительные выводы. А сомнительные выводы, будучи основаниями для принятия решений, приводят к дурным поступкам. Философы, начиная от Сократа и кончая Декартом, отнюдь не зря утверждали, что любой грех, в конечном счете, есть грех неведения. Т.е. — любое зло человек может совершить только по незнанию, непониманию того, что он делает. Конечно, интуиция и чувство восстают против такого утверждения, но правы на самом деле — философы.
           Только незнанием фактов можно объяснить странные, но, к сожалению, распространенные представления, что Россия выигрывала все войны, которые вела или что русский народ — самый несчастный народ в мире. Гордое (или скорбное) восклицание: "Только в России такое возможно!" — или, — "В России такое невозможно!" — объясняется обыкновенным невежеством. Например: многие считали (и считают) что реформа орфографии — выдумка большевиков, а потому отвратительна и является, по сути, издевательством над русским языком. Между тем проект реформы был утвержден еще Временным Правительством, а разработкой его занималась Императорская Академия Наук задолго до революции. Реформу готовили виднейшие ученые того времени: Шахматов, Бодуэн де Куртене. Понятно, что большевиками они никогда не были.
           Мы не знаем, знание о чем может понадобиться нам буквально завтра. Представим себе экспериментальную ситуацию. Например: найдена рукопись, или книга, на которой написано — "Александру Пушкину к его тридцатилетию"; и стоит дата — 1825. Установить, что эта находка не имеет отношения к Пушкину нам поможет только формальное, мертвое, бесполезное знание даты его рождения.
           Культура — это в значительной степени история культуры. Она представляет из себя единое целое, из которого нельзя исключать ничего, потому что в ней все оказывается связано со всем, и порой самым причудливым образом.