Я была уверена, что встречу его в метро. Он будет спускаться по эскалатору, а я  —  подниматься, и он заметит меня и помашет рукой и крикнет  —  спустись, я подожду внизу, и я спущусь и мы посмотрим друг на друга и ...

           Я не помню уже, из-за чего мы поссорились. Из-за какой-то мелочи. И он исчез. Не позвонил. Я звонила сама. И он не хотел разговаривать, говорил, что не стоит, "претензий у меня никаких нет, но" и потом я больше не могла слушать таких разговоров, они меня утомляли. Почему-то казалось, что если бы он позвонил сам, все было бы по-другому. Но он не позвонил.

           *

           Странно, что я здесь работаю уже два года. Не понимаю, что общего у меня с этими людьми. Мне скучно с ними. У них скучные лица. Каждый занят своим маленьким убогим мирком, каждый копит на новую машину или квартиру или, хотя бы, на отдых где-нибудь на заграничном курорте. Все разговоры про это.

           Сегодня Елена Петровна, замдиректора, тетка лет сорока  —  еще из комсомольских вожаков  —  спрашивала меня "о планах". Ее интересует, не планирую ли я выходить замуж, ребенка там и т.д. и т.п. Ей важно знать это, чтобы лучше "позиционировать" меня в планах фирмы на будущее. Я сказала, что пока планов никаких нет, и она как-то пожала плечами, как будто недовольна.

           Общаюсь только с Инной, она почти подруга, хоть я и понимаю все больше и больше, что общего у нас ничего нет, кроме возраста и какой-то несерьезной оппозиции остальным  —  бывшим комсомольцам, партийцам и госслужащим, короче, "совкам", как бы они не притворялись и не пытались быть кем-то еще.

           Сошлись только потому, что одного возраста, что как бы "аутсайдеры", высмеивали начальство  —  "хороший шеф  —  это мертвый шеф", да так ведь и есть, все они только и стремятся выжать побольше, а заплатить поменьше. Делились с ней новостями по утрам, за кофе с сигаретой, когда офис еще полусонный и даже чем-то приятный, не то, что в конце рабочего дня, когда скорее бы домой, к телевизору, и кажется, что никто не нужен...

           Потом вдруг Инна начала "встречаться" с шефом. Не знаю, как это произошло, а сама она не рассказывает. И все сразу изменилось: никакого больше ерничанья насчет "мертвого шефа", никакой оппозиции больше, а обмен новостями  —  по инерции, по привычке, новостей-то никаких нет, вернее, нет тех, которыми хотелось бы поделиться.

           *

           В метро рассматриваю других пассажиров. Замученные серые лица  —  что утром, что вечером. Утром  —  не выспавшись, не потрахавшись, как следует, завтрак наспех, детей  —  в детский сад или в школу, и вперед, бегом, впрячься в лямку государства или хозяина, и работать до шести, потом снова  —  метро, и снова с замученными лицами, "после трудного дня". Потом недолгий незапоминающийся отдых  —  и снова туда же.

           Даже хорошо одетые и холеные глядят как-то недовольно и зло. Наверное, из-за того, что им приходится ехать в метро а не на тачке.

           *

           На меня смотрят. Довольно часто. В основном, почему-то, юные какие-то мальчики-студенты и дядьки средних лет. Студентов я, наверное, отпугиваю тем, что "не в их стиле": костюм, каблуки  —  почти всегда. Уже надоело. Раньше, в институте, даже мечтала одеваться так, насмотревшись какой-то дурной рекламы с бизнесвумен-сексбомбами. Казалось, что это элегантно. Да, элегантно, в смысле, что лучше, чем китайско-турецкий ширпотреб. Только и всего. А сейчас мне гораздо больше нравится "альтернативный" стиль, и я для него еще не такая уж старая, но как-то слишком резкая перемена была бы, да и не будешь ведь так ходить на работу...

           *

           Мы познакомились с ним в метро. Он просто смотрел на меня, сидя напротив, а потом, когда я вышла из вагона, догнал и сказал "Извините, нельзя ли с Вами познакомиться" и я сказала можно, потому что давно уже ни с кем не знакомилась в транспорте или на улице и потому что он неплохо выглядел  —  лет тридцать пять, брюнет, высокий и элегантный какой-то даже.

           И мы пошли с ним в кафе. Он заказал обоим вина, и я не хотела, чтобы он сразу же после этого предложил пойти к нему. Я бы пошла, но хотелось, чтобы как-то по-другому все было. И он почему-то не сказал, что можно теперь пойти к нему, а предложил встретиться завтра, и я сказала нет не могу, хотя, на самом деле, могла, а послезавтра  —  пожалуйста, и он сказал, хорошо.

           Мы встретились и пошли в ресторан, и он ничего не рассказывал о себе, а я не спрашивала. Сама говорила много: и про работу, что скучно и что вообще как-то непонятно, как жить дальше, что что-то закончилось с окончанием института, какая-то программа-минимум выполнена, и остается только пустота и скука. Он понимающе кивал.

           А когда ужин закончился, сказал, что можно пойти к нему. Сказал не пошло совсем и без дурной улыбки. И я пошла. В квартире была нереальная какая-то чистота и порядок. Он повесил мой плащ, поставил ботинки в какой-то отведенный для них угол, дал тапки, еще одну пару надел сам, и мне как-то все это не понравилось. Я поняла, что он  —  закоренелый идейный холостяк, который время от времени знакомится с девушкой и...

           И мне сразу захотелось уйти, настолько отвратительным был этот его кукольный порядок в квартире, и он, посреди этого порядка, смотрелся как-то невыигрышно, неинтересно. Не знаю, почему я не ушла...

           Он достал из бара бутылку вина и бокалы, и я заметила, что бокалов там стояло только два и спросила почему. Он сказал, что больше ему и не требуется  —  больше одного гостя никогда не приглашает.

           И гости эти  —  девушки?

           Да. А зачем мне мужчины? Мужчины мне не интересны. Я о них все знаю, потому что сам  —  мужчина.

           Ну, интерес  —  это одно, а просто кто-то, с кем было бы приятно провести время, а не только...

           Не только  —  что?

           Ну, это самое...

           Ну, а никогда и не бывает, чтобы только это самое. Девушка должна чем-то заинтересовать, понравиться, иначе  —  ну, мне же не семнадцать лет и не восемнадцать, когда главное  —  секс, а все остальное  —  так, обертка. Если девушка мне не кажется достаточно умной и интересной, я ее просто не приглашаю к себе, какой бы привлекательной она не была.

           Я и после этого не ушла. Выпили вино. Я слегка опьянела. И осталась.

           *

           А утром он ходил по квартире в махровом халате, сосредоточенно готовил завтрак. Когда я сказала "Доброе утро", он посмотрел на меня такими пустыми глазами, каких я еще не видела. Так, наверное, было у него много раз. Он не скрывал, что потерял ко мне интерес.

           Когда я вошла в кухню, он стоял у окна и курил трубку. Красивый профиль. А в лице  —  столько же искреннего цинизма, сколько интеллигентности.

           Предложил мне водки, я сказала нет. Налил себе, выпил. Грустно улыбнулся.

           Может быть, я и хочу, чтобы все было по-другому, а, может быть и нет.

           Кто вы по профессии?  —  спросила я.

           Бухгалтер.

           Мне не было его жалко. И отвращения тоже не было. Но я вдруг испугалась, что теперь вся жизнь у меня будет состоять из таких вот случайных и пустых встреч, которые ни кайфа не приносят, ни отвращения.

           *

           Через две недели, в субботу, пошли с Таней в ночной клуб. Давно не виделись и решили куда-нибудь пойти вместе. Просто поговорить. Посидеть. Домой не хотелось: у меня  —  хозяйка, у нее  —  родители.

           Народ в клубе был пестрый, от подростков, стащивших или выпросивших у родителей деньги, до бандитов, только что вернувшихся из зоны.

           Подростки активно пытались знакомиться и приглашали танцевать, и мы, в конце концов, пересели за какой-то угловой столик. Там сидели два парня, и они сидели там уже часа три, разговаривали, танцевать не ходили, пили мало. На наше появление не среагировали. Ну и хорошо. Мы тоже сидели и разговаривали между собой. Пили вино.

           Потом познакомились. Они - совсем еще молодые ребята. Студенты. Тоже, как и мы, встретились, чтобы пообщаться. Тоже непонятно зачем пришли для этого в шумное и людное место. Один был в городе проездом, второй здесь учился. Ему я и дала телефон, уже под утро, когда уходили. Он особенно и не просил, но сказал, что позвонит.

           *

           Позвонил почти через неделю. Предложил встретиться, выпить пива. Я согласилась  —  у меня все было настолько пусто и скучно и неинтересно и однообразно, если не считать нескольких пьяных мужиков, заговаривавших в метро, что почему бы и нет.

           Мы сидели в баре. По стенам были развешены засушенные бабочки в коробках под стеклом, и музыка не слишком громкая  —  можно разговаривать, но разговаривать не о чем.

           Он с удовольствием пил пиво и говорил, что день, прожитый без пива,  —  это не день для него, и прочие всякие фишки подобные. У него в левом ухе было три серьги, а в правом  —  одна и татуировка на предплечье  —  современный парень, короче. Альтернативный. Рассказывал, что любит тусоваться в клубах.

           Музыка? Какая разница, в принципе, ну, конечно, чтобы танцевальная, и чтобы не русская попса. Главное  —  чтобы атмосфера приличная, чтоб не было лохов всяких и колхозниц.

           Деньги? Ну, деньги то есть, то нет, чаще нет  —  увы, но в основном, конечно, у родителей. Работать  —  нормальной работы нет, а за гроши гнуться на кого-то  —  на фиг нужно.

           Потом, после института, будет видно, что делать. Не хочу сейчас про это думать. Рано. Еще целый год, ну, немного меньше, чем год. Время есть. А тебе, что, нравится в твоей фирме?

           Нет, не нравится.

           Ну, вот  —  видишь? Куда мне спешить?

           Сидели вот так, пили пиво, потом пошли к нему. Он сказал  —  никого нет дома.

           *

           Утром оказалось  —  мать дома. Она долго с кем-то болтала по телефону про погоду и про цены на базаре и про соседей и я не могла даже выйти в туалет. Потом она, наконец, ушла.

           Почему ты не сказал, что мать дома?

           Какая разница? Это что, что-нибудь бы изменило?

           И повернулся на другой бок, чтобы спать дальше, как будто все нормально. А я оделась и вышла. На улице было мерзко и рано. Сыпал мелкий снег-крупа. Прохожие смотрели угрюмо и злобно.

           Спустилась в метро. Ехала на эскалаторе вниз и увидела его. Он ехал вверх. Повернулся и посмотрел на меня. Или не на меня. Не заметил. Или сделал вид, что не заметил. Я ничего не успела сказать. И потом, внизу, не перешла на другой эскалатор, чтобы подняться вверх и попытаться его догнать.