Рядом продавались раки, Слепакова учила нас их правильно есть, приговаривая: "Какие мелкие... Разве это раки? Это онанизм!" Вдруг, на втором примерно бидоне, она увидела на крыше маленького котенка, который там сидел и мяучил, не в силах слезть.
           — Быка! — воскликнула она. — Немедленно спаси кота!
           Коты были ее страстью, она умела даже их дрессировать. Например, последнего — Мику — брала на руки и говорила: "Ну-ка, куда Мика прячется от советской действительности?" — и он нырял ей под мышку. Когда я в армии из нонконформизма захотел вступить в партию (все оттуда бежали, а я решил наоборот), Слепакова отговорила меня потрясающим способом — она научила Мику ссать при слове "КПСС". "Мика, КПСС, КПСС", — приговаривала она, и кот ссал. Ну вот, а тут котенок. Надо спасать.
           Молнией спустилась она во двор, показала мне черную лестницу, ведшую на крышу, и я полез — нагрузившийся пивом, порядочно неуклюжий, но красный от бесстрашия. На крыше мой пыл несколько охладился — дом высокий, постройки 1911 года, к тому же весна, крыша скользкая, я шел по ней, левую ногу ставя по одну сторону конька, а правую по другую, чтобы уж в случае чего не скатиться вниз, а хоть сесть на шпагат. Самое трогательное, что кот, увидев меня, стремительно дал деру и сбежал через слуховое окно, а вот меня снимали всем домом — из каждого окна высовывался мужик в майке или баба в бигудях, давали советы... Громче всех, конечно, командовала Слепакова: "Ну, смелее! Чего ты трясешься! Левка давно бы слез!"

Это вообще был любимый аргумент: Мочалов бы давно влез на это дерево, Мочалов бы давно повесил эту полку... Сам Мочалов по целым дням пропадал, как и до сих пор пропадает, в своем Русском музее, где, несмотря на годы, работает научным сотрудником. Меня воспитывали его примером.

           Сам он, узнав про эту крышную эпопею, выразился в том смысле, что дурная голова ногам покоя не дает и что я-то, понятное дело, дитя, но вот Слепакова уж точно сумасшедшая.
           Кстати, чем она гордилась — так это собственной нешуточной выносливостью и силой. Несколько раз получив от нее подзатыльник, я могу свидетельствовать — у нее была тяжелая рука. Граф рассказывал, что иногда доставалось и ему — в молодости, в первые годы брака.
           — А от сдачи всегда удерживались?
           — Естественно. Видите ли, Димочка... если бы я один раз не сдержался — в ситуациях, когда Нонка выводила меня из себя — думаю, я мог бы ее достаточно серьезно повредить.
           Вот это, я понимаю, любовь...

 

Из статьи "Мажесте Слепакова" для журнала "Лилит" (Рига)