* * *

                        Это город, в котором
                        можно медленно падать,
                        но уж если упал...
                                                С. Куприянов

Соль земли покинула эту землю,
тихой сапой приходит отсутствие стиля,
и дома, тротуары и фонари,
холодящие светом (который стелит,
излучает себя же), себя же забыли
навсегда. А бесцветная внешность фасадов
ни о чём, разумеется, не говорит.

В этом городе принято медленно падать,
а, упав, превращаться в гниющую падаль;
и фотограф, снимавший бесстрастные лица
толпы для того, чтоб в неё не влиться,
будет долго сидеть над своими снимками,
удивляясь обилию мёртвых морд
и тому, что лицо, потерявшее мимику,
это всё же портрет, а не натюрморт.

Летний день
тысяча девятьсот
девяносто десятого года

“Летним днем тонны снега висят над землей,
и с земли нам кажутся облаками,
и, фактически, делают лето зимой”, -
этот слух существует и ходит меж нами,
но резон ему верить совсем невелик.
Ну, а все-таки... если... тогда исчезает
смысл считать дни, плывущие, как корабли,
обзаводиться линейками и часами.

Может, лучше попробовать верить себе
(но кто это такой? разве мы с ним знакомы?)
или осуществить незаметный побег,
не слезая с дивана в собственном доме?

Мы решаем задачи, но логики нет
в тех событиях, что нас сейчас окружают,
будто те, кто на все проливали свет,
в этот раз с сожаленьем плечами пожали.

И даже моя повседневная речь
меняется в ритме, как я в лице,
резиновый мяч превращается в меч
и вовсе не так поражает цель.

И все, что мы могли б сказать,
поместится в короткой строчке
размером с два тире и знак
вопроса, если не ко-
ро-
че
.

The dialog inside

                        Это комната. Что это?
                        Это комната. Это какая
                        комната?
                                    Фрэнсис Кинг "Методом перевода"

Это - осень. И спрашивать, что это,
Ты, не верящий в метод прямого общения,
вряд ли станешь, глядя в окно
(где падение листьев - метафора проводов
жизни), переводя взгляд на зеркало, но
даже там не найдя своего отражения,
удивляясь: Я вижу лицо, но оно
слишком нервное, злое, и это вообще не я!

Очень мудро. Но кто остановит процесс
похорон, стартовавший с рожденья, и даже
раньше: Бог, алхимик, new-Парацельс
или некто с хвостом и ладонями в саже?

Но пока можно думать: Здесь чудно и мило.
(время - просто вид памяти
маразматика, чьи надежды (как мыло -
из рук) исчезают, скользя).
И здесь можно играть словами
или даже воздвигнуть памятник
и из-за глыбы его не заметить,
сколь многого здесь нельзя.

Но к чему это все? Лучше выбрать простой
способ жизни и тихо, бесстрастно, степенно
созерцать пресловутую даму с косой
и ее превращение в мешок с гексогеном.

Из цикла “ЭТО МОГЛО БЫ БЫТЬ ТЕАТРОМ”

* * *

Не по-летнему тёмная протирается ночь
на фонарных столбах, их огромных локтях,
и линяет, едва не рвется.
Где-то близко гроза, потому и темно,
а с грозою пейзаж превратится в театр
с декорацией: градом, дождём, чем придётся.
Есть картина сюрреалиста Дали,
где философ очерчен, как здесь - фонари,
темнотой, но она не линяет, а крепнет.
Но гроза обошла стороной. Отошли
в ту же сторону мысли о ней. До зари
час и час, как сказали бы древние.

И теперь декорации - то же, что фарс.
Мы живём за пределами слова “Шекспир”
и театра (и дождь - только дождь, не примета
и не символ) что, в общем, привычно для нас.
Потому драматург, если б даже, как Пирр,
победил, был бы глуп со своею победой.

Птицы и вертолёты

Статуей (отнюдь не Командора)
застыть на полчаса у светофора,
чей зрачок забыл зелёный цвет
и взглядом трансильванского гурмана
оценивает нас, - конечно, странно,
но... логичней, чем, раздвинув шторы
и увидев, что за ними нет
ничего, что не было б туманом
или отражением в стекле,
подумать искренне: “Где мой любимый город?” -
не позлорадствовав над тем, что столько лет
стоял, во всём величии эклек-
тики, а тут... но можно не бояться
лишения героя декораций.
Тем более, что - где они, герои?
У светофора, скажем. Там порою
ночной стояли две старухи, обсуждая
проблемы третьей, и заметный в тем-
ноте напрасный поиск общих тем,
помимо этой, мысли и слова их,
что мчались поездами там, где рельсы,
конечно, стилистически абсурдны.
И, веря во влияние на судьбы
эстетики, мы можем знать, что если
их что-то и убьёт, то не трамвай.
Скорее, квази-пыль веков, которой
всё больше покрывается наш город,
готовясь разделить судьбу Помпей.
Когда ж, как пепел, пыль покроет лица
и всё вокруг, заметят это птицы
и вертолёты, в нашей же толпе
ничто не переменится - нам в поры
впиталась известь пудостского камня,
нас превратив в не слишком уникальны-
е статуи, увы, не Командора.