Петербургская полночь. Фельдъегерь на московской заставе — но предполагает ли он, что за семьсот верст (мимо имения Керн в виноградных объятьях и архитектора Львова в тени пирамид) — Московская полночь.
             Ямщик у Владимирских ворот, сбивая хлыстом газовый фонарь — не предполагает ли он, что верст за семьсот (сани помчатся, мордовских пугая медведей по занесенным гаремам Орды Золотой) — Казанская полночь.
            Жандарм на Уфимской заставе — читает молитвы, смотрит на луну сквозь снег — но предполагает ли он, что верст за семьсот (снег пролетит над равниной, где юный Державин пишет плетьми и крылатые саваны шьет) — Екатеринбургская полночь.
            Каторжник на Тобольской заставе — звенит цепями, поет вполголоса и думает, думает — но предполагает ли он, что за семьсот (совсем за, и еще-за-за-за...) верст — (ноги пройдут, по горячим следам горностая не угодившим на мантию <...>) — Томская полночь.
            Землепроходец на Иркутской заставе — кидает в волков бенгальскими огнями, отпугивает медведей хлопушками, обмывает лис шампанским — но предполагает ли он, что верст за семьсот, к примеру (через Сибирь, ненавистную цезарям нашим, павшую как неудачная ода в очаг) — Иркутская полночь.
            Шаман на Заставе Утреннего Света — этот-то знает наверняка — что верст за семьсот (верста бурятская — это "сколько за сутки степная промчит кобылица, если майтрейя сияющий поднимет цветистую плеть") — Город. Фонари. Осведомится шаман — что это?
             Ответят ему: Север. Зима. Петербургская полночь. Фельдъегерь.

5-6 марта 1993 г.